Лишь всплески волнъ, въ безчисленной повторности,
10 Несутъ напѣвъ, не здѣсь пропѣвшихъ, струнъ.
И жемчуга горятъ, въ своей узорности,
Какъ сонмы мертвыхъ лунъ.
Лишь всплески волн, в бесчисленной повторности,
10 Несут напев, не здесь пропевших, струн.
И жемчуга горят, в своей узорности,
Как сонмы мёртвых лун.
Ты видалъ, у Моря сѣраго, какъ мятелятся пески?
Ты бродилъ, тоской истерзанный, въ темномъ лѣсѣ, вдоль рѣки?
Ты внималъ, овѣянъ вьюгами, вѣтра призрачный разсказъ?
Ты считалъ шуршанья шороховъ, бѣгъ минутъ въ полночный часъ?
5 Ты слыхалъ, какъ вихри носятся, завывая сквозь трубу?
Ты узналъ, какъ сердце просится прочь бѣжать, сломивъ судьбу?
Ты узналъ души рыданіе безъ слезы сомкнутыхъ глазъ?
Ты узналъ ли все страданіе вѣдать мысль въ послѣдній разъ?
Ты видал, у Моря серого, как метелятся пески?
Ты бродил, тоской истерзанный, в тёмном лесе, вдоль реки?
Ты внимал, овеян вьюгами, ветра призрачный рассказ?
Ты считал шуршанья шорохов, бег минут в полночный час?
5 Ты слыхал, как вихри носятся, завывая сквозь трубу?
Ты узнал, как сердце просится прочь бежать, сломив судьбу?
Ты узнал души рыдание без слезы сомкнутых глаз?
Ты узнал ли всё страдание ведать мысль в последний раз?
Живой! Ты не знаешь, куда ты вступилъ?
Ты ищешь мгновеній въ Быломъ!
Но звоны струны и бряцанья кадилъ
Смолкаютъ въ моей равновстрѣчности силъ.
5 Здѣсь Воронъ провѣялъ крыломъ.
Я судьбы свершаю, я пряжу пряду.
Ты вѣдалъ, какъ колется тернъ?
Лишь капелька крови,—и умъ твой въ бреду,
И сонъ твой чрезъ триста я лѣтъ поведу.
10 Я Норна. Ты знаешь ли Норнъ?
Живой! Ты не знаешь, куда ты вступил?
Ты ищешь мгновений в Былом!
Но звоны струны и бряцанья кадил
Смолкают в моей равновстречности сил.
5 Здесь Ворон провеял крылом.
Я судьбы свершаю, я пряжу пряду.
Ты ведал, как колется тёрн?
Лишь капелька крови, — и ум твой в бреду,
И сон твой чрез триста я лет поведу.
10 Я Норна. Ты знаешь ли Норн?
Я былъ въ лѣсу. Деревья не дрожали.
Они застыли въ ясной тишинѣ.
Какъ будто въ мірѣ не было печали.
Какъ будто пытку не судили мнѣ.
5 Кто присудилъ? Не такъ же ль я безгласенъ,
Какъ этотъ міръ вѣтвей, вершинъ, стволовъ?
Не такъ же ль міръ мечты воздушно ясенъ,
Моей мечты и тиховѣйныхъ сновъ?
Но вотъ, когда деревья, тѣснымъ кругомъ,
10 Другъ другу дышутъ, и сплетясь ростутъ,
Я долженъ быть врагомъ иль скуднымъ другомъ,
Душой быть тамъ, когда прикованъ тутъ.
Раздѣльность дней. Безбрежность разлученья.
Прощай. Прощай. Чуть встрѣтился, прощай.
15 Идти путемъ глубокаго мученья,
И лишь на мигъ входить, чрезъ зиму, въ май.
Я падаю. Встаю. Иду. Теряюсь.
Молю тебя: ты, кто-нибудь, услышь.
Схожу съ ума. Въ бездонномъ измѣняюсь.
20 Но лѣсъ молчитъ. Молчитъ. Какая тишь!
Я был в лесу. Деревья не дрожали.
Они застыли в ясной тишине.
Как будто в мире не было печали.
Как будто пытку не судили мне.
5 Кто присудил? Не так же ль я безгласен,
Как этот мир ветвей, вершин, стволов?
Не так же ль мир мечты воздушно ясен,
Моей мечты и тиховейных снов?
Но вот, когда деревья, тесным кругом,
10 Друг другу дышат, и сплетясь растут,
Я должен быть врагом иль скудным другом,
Душой быть там, когда прикован тут.
Раздельность дней. Безбрежность разлученья.
Прощай. Прощай. Чуть встретился, прощай.
15 Идти путём глубокого мученья,
И лишь на миг входить, чрез зиму, в май.
Я падаю. Встаю. Иду. Теряюсь.
Молю тебя: ты, кто-нибудь, услышь.
Схожу с ума. В бездонном изменяюсь.
20 Но лес молчит. Молчит. Какая тишь!
Все ближе, и ближе къ завѣтному краю, еще, и еще, и совсѣмъ.
Иду ли я къ безднѣ, иль къ свѣтлому раю,—не знаю, и слѣпъ я, и нѣмъ.
Всё ближе, и ближе к заветному краю, ещё, и ещё, и совсем.
Иду ли я к бездне, иль к светлому раю, — не знаю, и слеп я, и нем.
