Какова пища ваша каждаго въ отдѣльности? Вотъ созвалъ я васъ, чтобы выбрали вы пищу вашу,—сказалъ имъ Сбаланкэ.—Это весьма хорошо,—отвѣтили они.
Пошли они тогда выбрать, каждый, свою пищу, всѣ пошли выбрать, что̀ имъ надлежало. И были такіе, что выбрали то, что было въ гніеніи; и были такіе, что выбрали травы; и были такіе, что выбрали камни; и были такіе, что выбрали землю; и пища звѣрей, большихъ звѣрей и малыхъ, была весьма разнообразна.
За другими и Черепаха, что сзади была, приползла въ своей твердой бронѣ, приползла закорючинами, чтобы взять свою долю пищи, и, помѣстившись на краѣ трупа, помѣстилась тамъ, гдѣ была голова Гунахпу, и въ то же самое мгновеніе изваялись тамъ глаза.
Великое число мудрыхъ сошло съ высоты, Сердце Небесъ, самъ Ураганъ, началъ рѣять поверхъ Дома Летучихъ Мышей. Но ликъ Гунахпу не такъ-то скоро завершился, хоть и успѣли все же его сдѣлать; росли его волосы съ его красотою, и заговорилъ онъ.
И вотъ зачался день, и заря расцвѣтила далекій край-образъ, и день явился. Двуутробка творится ли?—было вопрошено.—Да, отвѣтствовалъ Старецъ. Тогда онъ раздвинулъ ноги; снова сгустилась тьма, и четырежды Старецъ раздвинулъ свои ноги.
Вотъ Двуутробка раздвигаетъ свои ноги,—говоритъ народъ и доселѣ, когда наступаетъ заря.
Когда весь край-образъ покрылся своими блестящими зорными красками, жизнь началась: Хороша ли она, такъ, голова Гунахпу? было спрошено.—Хороша, былъ отвѣтъ. И кончили такъ создавать голову, и по-истинѣ сдѣлалась она какъ настоящая голова.
Затѣмъ стали они совѣщаться, условливаясь обоюдно, чтобы не играть имъ въ мячъ. Дерзни тогда ты одинъ, сказано было Сбаланкэ.—Хорошо, все я сдѣлаю самъ, отвѣтствовалъ Сбаланкэ.
Послѣ этого далъ онъ свои распоряженія Кролику: Поди и помѣстись высоко надъ чертогомъ игральнымъ, и оставайся среди выступовъ карниза, сказалъ Кролику Сбаланкэ. Какъ только прыгающій шаръ придетъ къ тебѣ, ты выйдешь, а я свершу все остальное. Такъ было сказано Кролику, когда получилъ онъ повелѣніе въ ночи.
И Солнце ужь встало, и лица ихъ, того и другого, одинаково возвѣщали здоровье. Владыки Ксибальбы сошли въ свой чередъ играть въ мячъ, въ то мѣсто, гдѣ была подвѣшена голова Гунахпу, надъ чертогомъ игральнымъ.
Какова пища ваша каждого в отдельности? Вот созвал я вас, чтобы выбрали вы пищу вашу, — сказал им Сбаланкэ. — Это весьма хорошо, — ответили они.
Пошли они тогда выбрать, каждый, свою пищу, все пошли выбрать, что́ им надлежало. И были такие, что выбрали то, что было в гниении; и были такие, что выбрали травы; и были такие, что выбрали камни; и были такие, что выбрали землю; и пища зверей, больших зверей и малых, была весьма разнообразна.
За другими и Черепаха, что сзади была, приползла в своей твердой броне, приползла закорючинами, чтобы взять свою долю пищи, и, поместившись на крае трупа, поместилась там, где была голова Гунахпу, и в то же самое мгновение изваялись там глаза.
Великое число мудрых сошло с высоты, Сердце Небес, сам Ураган, начал реять поверх Дома Летучих Мышей. Но лик Гунахпу не так-то скоро завершился, хоть и успели всё же его сделать; росли его волосы с его красотою, и заговорил он.
И вот зачался день, и заря расцветила далекий край-образ, и день явился. Двуутробка творится ли? — было вопрошено. — Да, ответствовал Старец. Тогда он раздвинул ноги; снова сгустилась тьма, и четырежды Старец раздвинул свои ноги.
Вот Двуутробка раздвигает свои ноги, — говорит народ и доселе, когда наступает заря.
Когда весь край-образ покрылся своими блестящими зорными красками, жизнь началась: Хороша ли она, так, голова Гунахпу? было спрошено. — Хороша, был ответ. И кончили так создавать голову, и поистине сделалась она как настоящая голова.
Затем стали они совещаться, условливаясь обоюдно, чтобы не играть им в мяч. Дерзни тогда ты один, сказано было Сбаланкэ. — Хорошо, всё я сделаю сам, ответствовал Сбаланкэ.
После этого дал он свои распоряжения Кролику: Поди и поместись высоко над чертогом игральным, и оставайся среди выступов карниза, сказал Кролику Сбаланкэ. Как только прыгающий шар придет к тебе, ты выйдешь, а я свершу всё остальное. Так было сказано Кролику, когда получил он повеление в ночи.
И Солнце уж встало, и лица их, того и другого, одинаково возвещали здоровье. Владыки Ксибальбы сошли в свой черед играть в мяч, в то место, где была подвешена голова Гунахпу, над чертогом игральным.
