самое время какъ приносящіе жертву приближались, приходя со своими приношеніями. И все то же дѣлали передъ знаменіями отцовъ нашихъ, жгли душистую смолу и жгли дикій анисъ, и траву, что звали они Змѣиной головой.
Знаменія отцовъ оставались, каждое отдѣльно, на горѣ, гдѣ помѣстили ихъ. И живущіе не оставались въ своихъ домахъ въ теченіе дня, но ходили по всѣмъ горамъ.
И вотъ чѣмъ они питались: личинками слѣпней, личинками шершней и пчелъ, которыхъ они находили въ лѣсахъ: ничего добраго не было у нихъ, чтобы поѣсть, ничего, чтобы пить. И тогда еще не знали хорошенько дорогу къ домамъ своимъ, и не знали въ точности, гдѣ же теперь жены и что съ ними.
И вотъ уже много основалось городовъ, каждый въ отдѣльности былъ, и каждое изъ племенъ собиралось въ городахъ, выроставшихъ на всѣхъ дорогахъ, и всѣ дороги были открыты.
Что до Балама-Квитцэ, и всѣхъ четырехъ мудрыхъ, не вѣдали въ точности, гдѣ они. Когда они видѣли людей племенъ, проходящихъ по дорогамъ, тотчасъ кричали они съ края горъ, и это былъ жалостный крикъ волка прерій, и крикъ дикой кошки, такъ же какъ ревъ тигра и льва.
И когда племена проходили по дорогѣ, видя это, они замѣчали: Они воютъ точь въ точь какъ волкъ прерій, кричатъ какъ дикая кошка, какъ тигръ и левъ. Какъ будто не были они людьми въ мысляхъ всѣхъ племенъ. Нѣтъ ли тутъ западни, нѣтъ ли лукавства какого для насъ?
Что-то есть, чего желаетъ ихъ сердце? Пo-истинѣ они не страшатся того, что они дѣлаютъ: есть у нихъ что-нибудь въ помыслахъ, когда они ревутъ такъ со львомъ и стонутъ такъ съ тигромъ, и кричатъ, когда видятъ, что одинъ или двое идутъ по дорогѣ,—покончить съ нами хотятъ они.
Итакъ, каждый день приходили домой приносящіе жертву, но они приносили только личинки слѣпней, и личинки шершней и пчелъ, чтобы дать ихъ женамъ своимъ.
И каждый день также шли они передъ лицо Тогиля, Авиликса и Гакавитца, и говорили въ своемъ сердцѣ: Вотъ это они здѣсь, Звеня-
самое время как приносящие жертву приближались, приходя со своими приношениями. И всё то же делали перед знамениями отцов наших, жгли душистую смолу и жгли дикий анис, и траву, что звали они Змеиной головой.
Знамения отцов оставались, каждое отдельно, на горе, где поместили их. И живущие не оставались в своих домах в течение дня, но ходили по всем горам.
И вот чем они питались: личинками слепней, личинками шершней и пчел, которых они находили в лесах: ничего доброго не было у них, чтобы поесть, ничего, чтобы пить. И тогда еще не знали хорошенько дорогу к домам своим, и не знали в точности, где же теперь жены и что с ними.
И вот уже много основалось городов, каждый в отдельности был, и каждое из племен собиралось в городах, выраставших на всех дорогах, и все дороги были открыты.
Что до Балама-Квитцэ, и всех четырех мудрых, не ведали в точности, где они. Когда они видели людей племен, проходящих по дорогам, тотчас кричали они с края гор, и это был жалостный крик волка прерий, и крик дикой кошки, так же как рев тигра и льва.
И когда племена проходили по дороге, видя это, они замечали: Они воют точь в точь как волк прерий, кричат как дикая кошка, как тигр и лев. Как будто не были они людьми в мыслях всех племен. Нет ли тут западни, нет ли лукавства какого для нас?
Что-то есть, чего желает их сердце? Пoистине они не страшатся того, что они делают: есть у них что-нибудь в помыслах, когда они ревут так со львом и стонут так с тигром, и кричат, когда видят, что один или двое идут по дороге, — покончить с нами хотят они.
Итак, каждый день приходили домой приносящие жертву, но они приносили только личинки слепней, и личинки шершней и пчел, чтобы дать их женам своим.
И каждый день также шли они перед лицо Тогиля, Авиликса и Гакавитца, и говорили в своем сердце: Вот это они здесь, Звеня-
