поры, какъ пришелъ святой богъ Оперенный, до времени какъ здѣсь, по слову моему, это, вотъ это возсозданіе.
Ты, который злую власть вѣковъ стираешь, ты, вершина благости, ты, величіе внуковъ моихъ, близь яснаго лика моего, близь нашего свѣтящагося жилища зеркальнаго, близь нашего вѣнца, ослѣпительно сверкающаго со времени тебя, твой вѣрный, благой, превышній ликъ здѣсь да запечатлится.
Ты, украшенный подвѣсками и перьями, ты знаменіе Времени, Поверхность отражающая, Зеркало дней нашихъ, Духъ освящающій, святой богъ Оперенный, двадцать вѣковъ назадъ пришелъ ты, а ничтоженъ, безъ всякой цѣны, былъ престолъ нашъ тогда.
Потомъ, увѣнчанный короной, уже въ сіяющей, какъ роса, волнистой коронѣ бѣлыхъ волосъ, святой богъ Горное Перо, Кукуитцъ Длинноперистый, онъ раздробилъ, онъ стеръ, онъ искрошилъ какъ въ ступѣ, онъ истребилъ солнцепоклонниковъ, и престолъ нашъ, прочно воздвигнутый на могуществѣ, утвердился,—время, съ котораго Пришедшій долженъ быть обожаемъ, созерцаемъ какъ богъ, онъ, святой богъ Перистый, Итцамна.
Съ тѣхъ поръ какъ духъ его вдохнулъ благой Огонь священный, и слово его прорекло въ Майѣ святую божественность Крови, духъ поклонявшихся Солнцу порой воспламенялся. Было нужно, нужно будетъ, временами, дробить ихъ обсидіановое зеркало, крошить его, и наконецъ, это позднѣе, когда оно будетъ стерто, истреблено, искупленная кровь дѣтей нашихъ простится.
Обсидіановый рядъ примкнетъ къ зову прибойнной волны Океана, къ Знаменью Вѣщающему, Акольгуанъ-Кольгуэ, подъятое сердце и пламень возставшій надъ остріями подводныхъ камней.
Въ началѣ, въ далекой древности, ужь довершилось теперь двадцать рядовъ Времени (тысяча сорокъ годовъ), народы-листки объединялись въ содружествѣ, тѣсными узами братства, помощь помощи создала изобиліе, и не вѣдалъ волненій ликъ народа, какъ не вѣдаетъ его зеркальность недвижныхъ водъ.
Прокралось потомъ обсидіановое зеркало, проскользнулъ онъ, пожиратель хлѣба, грабитель каждаго рта, алчный, жестокій, и лютый,
поры, как пришел святой бог Оперенный, до времени как здесь, по слову моему, это, вот это воссоздание.
Ты, который злую власть веков стираешь, ты, вершина благости, ты, величие внуков моих, близ ясного лика моего, близ нашего светящегося жилища зеркального, близ нашего венца, ослепительно сверкающего со времени тебя, твой верный, благой, превышний лик здесь да запечатлится.
Ты, украшенный подвесками и перьями, ты знамение Времени, Поверхность отражающая, Зеркало дней наших, Дух освящающий, святой бог Оперенный, двадцать веков назад пришел ты, а ничтожен, без всякой цены, был престол наш тогда.
Потом, увенчанный короной, уже в сияющей, как роса, волнистой короне белых волос, святой бог Горное Перо, Кукуитц Длинноперистый, он раздробил, он стер, он искрошил как в ступе, он истребил солнцепоклонников, и престол наш, прочно воздвигнутый на могуществе, утвердился, — время, с которого Пришедший должен быть обожаем, созерцаем как бог, он, святой бог Перистый, Итцамна.
С тех пор как дух его вдохнул благой Огонь священный, и слово его прорекло в Майе святую божественность Крови, дух поклонявшихся Солнцу порой воспламенялся. Было нужно, нужно будет, временами, дробить их обсидиановое зеркало, крошить его, и наконец, это позднее, когда оно будет стерто, истреблено, искупленная кровь детей наших простится.
Обсидиановый ряд примкнет к зову прибойной волны Океана, к Знаменью Вещающему, Акольгуан-Кольгуэ, подъятое сердце и пламень восставший над остриями подводных камней.
В начале, в далекой древности, уж довершилось теперь двадцать рядов Времени (тысяча сорок годов), народы-листки объединялись в содружестве, тесными узами братства, помощь помощи создала изобилие, и не ведал волнений лик народа, как не ведает его зеркальность недвижных вод.
Прокралось потом обсидиановое зеркало, проскользнул он, пожиратель хлеба, грабитель каждого рта, алчный, жестокий, и лютый,
