хотворенности, подобно тому какъ разнообразны и родственны въ своей особой утонченности созданія Китайской Народной Лирики.
Дѣва Чингъ-Му зачала оттого, что съѣла водный цвѣтокъ, упавшій на ея одежду, пока она купалась. Мать знаменитаго воителя Вэна, Чангъ-Ши, зачала оттого, что небесный духъ, Лю-Кингъ, положилъ на ея грудь жемчужину, при чемъ это было лишь во снѣ. Царицѣ Вэй-Као привидѣлось во снѣ, что Солнце бросаетъ на нее свои лучи черезъ окно, золотитъ, цѣлуетъ, и жжетъ; и такъ и сякъ она уклонялась отъ лучей, но они настигали ее всюду; сама не зная, что̀ съ ней, она зачала, и родила красиваго царевича. Мать всемірно-извѣстнаго мудреца, Лао-Тцзе, зачала отъ великой падучей звѣзды; и подобно тому какъ Вейнэмейнэнъ медлилъ въ утробѣ своей дѣвы-матери Каве, Лао-Тцзе не рождался восемьдесятъ лѣтъ, и родился лишь тогда, когда мать его прилегла подъ сливное дерево, все усѣянное бѣлыми цвѣтами. Мать лучшаго Китайскаго поэта, Ли-Тай-Пэ, зачала оттого, что Вечерняя Звѣзда на нее поглядѣла и уронила свой лучъ. И еще одна дѣва-мать зачала оттого, что въ небесномъ сіяніи два небесные духа встали около нея справа и слѣва и кадили изъ легкихъ кадильницъ, а въ то же время грудь ея была залита солнечнымъ свѣтомъ. И еще одна дѣва-мать зачала оттого, что, когда спала она, небесный духъ, одѣтый въ длинный покровъ изъ парчи, сошелъ съ созвѣздія Большой Медвѣдицы, и, держа въ рукѣ душистый цвѣтокъ, повѣялъ на нее цвѣточнымъ благовоніемъ.
Народная фантазія не любитъ хвастовство и часто изображаетъ его наказуемымъ. Извѣстны, въ этомъ смыслѣ, разныя мѣста Русскихъ Былинъ. Подобное повторяется и въ фантазіи другихъ народовъ.
Въ рунѣ 3-ей „Калевалы“ описывается космогоническое хвастовство Юкагайнэна, героя вообще мало-основательнаго, сопровождавшееся послѣдствіями почти столь же для него зловѣщими, какъ и слѣдствія хвастовства Вукуба-Какикса и его сыновей. Юкагайнэну не давали покоя напѣвы Вейнэмейнэна, и онъ задумалъ съ нимъ состязаться. Запрягши въ златыя сани огнедышащаго коня, онъ ѣдетъ навстрѣчу Вейнэмейнэну, задѣваетъ его, и предлагаетъ пропѣть состязательныя пѣсни. Сперва Юкагайнэнъ сообщаетъ лишь общеизвѣстности о нравахъ
хотворенности, подобно тому как разнообразны и родственны в своей особой утонченности создания Китайской Народной Лирики.
Дева Чинг-Му зачала оттого, что съела водный цветок, упавший на её одежду, пока она купалась. Мать знаменитого воителя Вэна, Чанг-Ши, зачала оттого, что небесный дух, Лю-Кинг, положил на её грудь жемчужину, при чём это было лишь во сне. Царице Вэй-Као привиделось во сне, что Солнце бросает на нее свои лучи через окно, золотит, целует, и жжет; и так и сяк она уклонялась от лучей, но они настигали ее всюду; сама не зная, что́ с ней, она зачала, и родила красивого царевича. Мать всемирно-известного мудреца, Лао-Тцзе, зачала от великой падучей звезды; и подобно тому как Вейнэмейнэн медлил в утробе своей девы-матери Каве, Лао-Тцзе не рождался восемьдесят лет, и родился лишь тогда, когда мать его прилегла под сливное дерево, всё усеянное белыми цветами. Мать лучшего Китайского поэта, Ли-Тай-Пэ, зачала оттого, что Вечерняя Звезда на нее поглядела и уронила свой луч. И еще одна дева-мать зачала оттого, что в небесном сиянии два небесные духа встали около неё справа и слева и кадили из легких кадильниц, а в то же время грудь её была залита солнечным светом. И еще одна дева-мать зачала оттого, что, когда спала она, небесный дух, одетый в длинный покров из парчи, сошел с созвездия Большой Медведицы, и, держа в руке душистый цветок, повеял на нее цветочным благовонием.
Народная фантазия не любит хвастовство и часто изображает его наказываемым. Известны, в этом смысле, разные места Русских Былин. Подобное повторяется и в фантазии других народов.
В руне 3-ей «Калевалы» описывается космогоническое хвастовство Юкагайнэна, героя вообще мало-основательного, сопровождавшееся последствиями почти столь же для него зловещими, как и следствия хвастовства Вукуба-Какикса и его сыновей. Юкагайнэну не давали покоя напевы Вейнэмейнэна, и он задумал с ним состязаться. Запрягши в златые сани огнедышащего коня, он едет навстречу Вейнэмейнэну, задевает его, и предлагает пропеть состязательные песни. Сперва Юкагайнэн сообщает лишь общеизвестности о нравах
