и о Преображеніи Жертвы, золотая мечта, и кроваво-красная, страшная, пугающая, и безконечно-отрадная.
Есть такая Перуанская легенда. Создатель всѣхъ вещей, Конирайя, имѣлъ обыкновеніе проходить по Землѣ въ лохмотьяхъ, такъ что всякій, кто его видѣлъ, могъ видѣть, что вотъ это кто-то жалкій и грязный. Блуждая, онъ влюбился въ красавицу Ковиллаку. Онъ вошелъ въ садъ, сдѣлалъ изъ сѣмени плодъ, превратился въ птицу, и, когда подъ деревомъ, на которомъ сидѣла эта птица, сѣла Ковиллака, онъ сбросилъ этотъ плодъ ей на колѣни. Она отвѣдала и зачала. Родился у нея ребенокъ. Прошелъ годъ, и всѣ Боги собрались, чтобъ установить, кто же отецъ. Всѣ сошлись, и въ богатыхъ одеждахъ, а въ обычныхъ своихъ лохмотьяхъ пришелъ и Конирайя. Отцомъ не призналъ себя никто, предоставили самому ребенку отыскивать, чей онъ, и онъ безошибочно подползъ къ Конирайѣ. Ковиллака знала, что ея беременность и рожденіе ею ребенка были чудесны; она могла бы и въ эту минуту довѣрчиво глянуть въ глаза Судьбѣ, ожидая продолженія чуда. Но она оказалась малодушной, недостойной того счастія жертвы, съ которымъ подошла къ ней Судьба. Со стыдомъ и съ гнѣвомъ она обратилась въ бѣгство. А въ этотъ же мигъ на Конирайѣ засіяла золотая одежда, и Солнце взошло. Ковиллака же обратилась въ камень. Въ безплодный—быть можетъ, и красивый,—но безплодный, мертвый камень. (Paul Ehrenreich. Die Mythen und Legenden der Südamerikanischen Urvölker. Berlin. 1905).
Есть, какъ бы дополняющая эту легенду, Сіамская сага, до чрезвычайности къ ней близкая. Прокаженный, все тѣло котораго было покрыто нарывами, снискивалъ свое пропитаніе, работая въ плодовомъ саду. Онъ часто бывалъ около одной яблони, и въ соки дерева перешла его сущность, въ яблокахъ было его сѣмя. Поѣла этихъ яблокъ царская дочь, сдѣлалась тяжелой и родила ребенка. По прошествіи года захотѣлось Царю узнать, кто отецъ. По его повелѣнію собрались въ одно мѣсто всѣ жители той страны. У каждаго были сладости и плоды въ рукахъ. Къ кому мальчикъ подойдетъ, проходя по рядамъ, тотъ и отецъ. Подошелъ-то ребенокъ—къ прокаженному, хоть весь онъ былъ въ нарывахъ, а въ рукахъ у него былъ лишь комокъ холоднаго риса. Ребенокъ ухватилъ его за шею и тотчасъ началъ ѣсть рисъ. Отецъ былъ найденъ, а Царь разгнѣванъ, и обошелся съ виновнымъ по-царски—велѣлъ и прокаженнаго и Царевну съ ребенкомъ въ рѣку бросить. Но Царевна отъ таинственнаго отца своего ребенка
и о Преображении Жертвы, золотая мечта, и кроваво-красная, страшная, пугающая, и бесконечно-отрадная.
Есть такая Перуанская легенда. Создатель всех вещей, Конирайя, имел обыкновение проходить по Земле в лохмотьях, так что всякий, кто его видел, мог видеть, что вот это кто-то жалкий и грязный. Блуждая, он влюбился в красавицу Ковиллаку. Он вошел в сад, сделал из семени плод, превратился в птицу, и, когда под деревом, на котором сидела эта птица, села Ковиллака, он сбросил этот плод ей на колени. Она отведала и зачала. Родился у неё ребенок. Прошел год, и все Боги собрались, чтоб установить, кто же отец. Все сошлись, и в богатых одеждах, а в обычных своих лохмотьях пришел и Конирайя. Отцом не признал себя никто, предоставили самому ребенку отыскивать, чей он, и он безошибочно подполз к Конирайе. Ковиллака знала, что её беременность и рождение ею ребенка были чудесны; она могла бы и в эту минуту доверчиво глянуть в глаза Судьбе, ожидая продолжения чуда. Но она оказалась малодушной, недостойной того счастья жертвы, с которым подошла к ней Судьба. Со стыдом и с гневом она обратилась в бегство. А в этот же миг на Конирайе засияла золотая одежда, и Солнце взошло. Ковиллака же обратилась в камень. В бесплодный — быть может, и красивый, — но бесплодный, мертвый камень. (Paul Ehrenreich. Die Mythen und Legenden der Südamerikanischen Urvölker. Berlin. 1905).
Есть, как бы дополняющая эту легенду, Сиамская сага, до чрезвычайности к ней близкая. Прокаженный, всё тело которого было покрыто нарывами, снискивал свое пропитание, работая в плодовом саду. Он часто бывал около одной яблони, и в соки дерева перешла его сущность, в яблоках было его семя. Поела этих яблок царская дочь, сделалась тяжелой и родила ребенка. По прошествии года захотелось Царю узнать, кто отец. По его повелению собрались в одно место все жители той страны. У каждого были сладости и плоды в руках. К кому мальчик подойдет, проходя по рядам, тот и отец. Подошел-то ребенок — к прокаженному, хоть весь он был в нарывах, а в руках у него был лишь комок холодного риса. Ребенок ухватил его за шею и тотчас начал есть рис. Отец был найден, а Царь разгневан, и обошелся с виновным по-царски — велел и прокаженного и Царевну с ребенком в реку бросить. Но Царевна от таинственного отца своего ребенка
