шалъ рѣчи другихъ Боговъ. Другіе обратились къ нему и сказали:—„Попытайся ты быть свѣтящимъ, язвененькій“. И охотно онъ повиновался и отвѣтилъ:—„Принимаю, какъ благосклонность, присужденіе. Да будетъ такъ“.
И тотчасъ тѣ двое вступили въ покаянную четверокружность ночей. Послѣ возжгли огонь въ жерлѣ скалы, что нынѣ зовется теутецкалли. Богъ, именемъ Текуцистекатль, принесъ жертву, и все было драгоцѣнно: ибо вмѣсто вѣтвей, принесъ онъ цвѣтистыя цѣнныя перья, что зовутся манкветцалли; вмѣсто шаровъ изъ сѣна—золотыя ядра; вмѣсто шиповъ магея,—шипы изъ самоцвѣтныхъ камней; вмѣсто окровавленныхъ шиповъ—алый кораллъ; и копалъ, что принесъ онъ, былъ весьма хорошъ. Язвенный, чье имя Нанагуатцинъ, возложилъ жертву, и вмѣсто вѣтвей были зеленые камыши, связанные три по три, всѣхъ ихъ было девять, принесъ шары изъ сѣна и шипы магея, и окровавилъ ихъ собственною кровью, а вмѣсто копала приношеніемъ его были язвенные струпья. И каждому воздвигли башню, подобную горѣ. Внутри тѣхъ горъ свершали они покаяніе четыре ночи, и нынѣ тѣ взгорья зовутся тцаквалли.
То, чѣмъ закончилась четырехночная покаянность, совершилось на грани, на истеченіи ея. Когда ночь наклонилась къ полночи, приступили къ совершенію обрядовъ; нѣсколько до преломленія ея поднесли имъ одѣянія ихъ. Того, чье имя Текуцистекатль, облекли въ перистый уборъ, ацтакомитль, и тканый льняной кафтанъ. Язвенному, чье имя Нанагуатцинъ, обвили голову бумагой, амацонтли, и облекли его въ ниспадающую одежду изъ бумаги, и макстли подобную же.
Сомкнулась полночь, всѣ Боги вошли въ кругъ костра, что зовется теутескалли. Тамъ рдѣлъ огонь четыре ночи. Два ряда Боговъ по двѣ стороны огня; и двое, выступивъ, съ лицами, устремленными въ огонь, средь двухъ рядовъ Боговъ возставшихъ, воззвали къ Текуцистекатлю и сказали:—„Такъ что жь, Текуцистекатль, входи въ огонь ты“. И тотчасъ устремился тотъ, дабы предаться пламени; но великъ былъ огонь и весьма горючъ,—ощутилъ жгучесть и боль Текуцистекатль и не осмѣлился опрокинуться и вернулся обратно. Вторично направился, мужаясь, но, достигнувъ, замедлилъ, не отважился погрузиться въ костеръ. Четыре раза пытался, ни разу не осмѣлился. И было постановлено—никому не приступать къ испытанію больше четырехъ разъ. Когда исполнилось четверократное испытаніе, возговорили Боги къ Нанагуатцину:—„Такъ что жь, Нанагуатцинъ, попытайся ты“. И едва провоз-
шал речи других Богов. Другие обратились к нему и сказали: — «Попытайся ты быть светящим, язвененький». И охотно он повиновался и ответил: — «Принимаю, как благосклонность, присуждение. Да будет так».
И тотчас те двое вступили в покаянную четверокружность ночей. После возжгли огонь в жерле скалы, что ныне зовется теутецкалли. Бог, именем Текуцистекатль, принес жертву, и всё было драгоценно: ибо вместо ветвей, принес он цветистые ценные перья, что зовутся манкветцалли; вместо шаров из сена — золотые ядра; вместо шипов магея, — шипы из самоцветных камней; вместо окровавленных шипов — алый коралл; и копал, что принес он, был весьма хорош. Язвенный, чье имя Нанагуатцин, возложил жертву, и вместо ветвей были зеленые камыши, связанные три по три, всех их было девять, принес шары из сена и шипы магея, и окровавил их собственною кровью, а вместо копала приношением его были язвенные струпья. И каждому воздвигли башню, подобную горе. Внутри тех гор свершали они покаяние четыре ночи, и ныне те взгорья зовутся тцаквалли.
То, чем закончилась четырехночная покаянность, совершилось на грани, на истечении её. Когда ночь наклонилась к полночи, приступили к совершению обрядов; несколько до преломления её поднесли им одеяния их. Того, чье имя Текуцистекатль, облекли в перистый убор, ацтакомитль, и тканый льняной кафтан. Язвенному, чье имя Нанагуатцин, обвили голову бумагой, амацонтли, и облекли его в ниспадающую одежду из бумаги, и макстли подобную же.
Сомкнулась полночь, все Боги вошли в круг костра, что зовется теутескалли. Там рдел огонь четыре ночи. Два ряда Богов по две стороны огня; и двое, выступив, с лицами, устремленными в огонь, средь двух рядов Богов восставших, воззвали к Текуцистекатлю и сказали: — «Так что ж, Текуцистекатль, входи в огонь ты». И тотчас устремился тот, дабы предаться пламени; но велик был огонь и весьма горюч, — ощутил жгучесть и боль Текуцистекатль и не осмелился опрокинуться и вернулся обратно. Вторично направился, мужаясь, но, достигнув, замедлил, не отважился погрузиться в костер. Четыре раза пытался, ни разу не осмелился. И было постановлено — никому не приступать к испытанию больше четырех раз. Когда исполнилось четверократное испытание, возговорили Боги к Нанагуатцину: — «Так что ж, Нанагуатцин, попытайся ты». И едва провоз-
