Скалы сѣдыя, голыя. Что съ нихъ взять, когда холодно въ домѣ и дѣтеныши плачутъ? Развѣ, взглянувъ на уродливость ихъ очертаній, на лики утесовъ-чудовищъ, услышишь, какъ въ памяти встанутъ тѣни давнишнихъ битвъ, здѣсь окаменѣвшихъ, и разскажешь голоднымъ дѣтямъ сказку страха, мести, и голода. Необычны Бретонскія скалы. Въ нихъ какъ будто застылъ окаменѣвшій ужасъ пораженныхъ исполиновъ. Гигантовъ, что были полу-люди—полу-звѣри. Преступленіе Природы—предъ ея же дѣтьми. Глядишь, глядишь на эти химерные утесы, и въ душѣ запоетъ струна.
Чей обликъ страшный надо мной?[1] |
Объ эти пасмурныя скалы Море разбиваетъ иногда корабли, охотно бросаетъ на нихъ въ осеннія ночи рыбацкія лодки. А гавани? Въ Брестѣ такая роскошная гавань, что могутъ въ ней помѣститься всѣ Европейскіе флоты вмѣстѣ. Но только Море и тутъ подшутило злою своею шуткой: выйти изъ гавани ничего не стоитъ,—войти въ нее очень трудно. Кораблямъ это вѣдомо. И корабли иногда разбиваются.
Что-жь, и то ладно. Не все же однимъ. У купца кораблей много. Корабль разобьется, а выброски достанутся мнѣ. Не знаю достовѣрно, существуетъ-ли теперь побережное право на выброски, по которому каждый, что первый увидитъ, то ему и надлежитъ. Въ 19-омъ вѣкѣ такое право существовало.
Прочтите блестящія страницы Мишлэ, написанныя объ этомъ въ его «Исторіи Франціи». Въ темную ночь и въ грозу бьется корабль съ волнами, бьется, какъ птица съ огромнымъ звѣремъ. Помогаютъ ему съ берега. Зажигаютъ, и тутъ, и тамъ, маякъ. Помогаютъ—ему или Дьяволу? Возникаетъ иногда могучій костеръ, маякъ на одну лишь эту ночь, зажженный ночнымъ чернымъ чувствомъ, привлекаетъ корабль, какъ свѣча ночную бабочку. Не все-же однимъ лишь волнамъ разбиваться о камни. Разбился корабль. А выброски мнѣ.
Какъ же быть мнѣ? Тамъ дѣти кричатъ. Отецъ, мой братъ—потонули вмѣстѣ съ лодкой. Какъ быть? Къ Морю не подступиться. Не потому-ли у Бретонцевъ глаза такъ часто похожи на глаза морскихъ птицъ? Съ Моремъ—по-морскому.
Но поглядите, какъ Бретонцы работаютъ. Долго, упорно, безмолвно. Точно старая пряха прядетъ страшную пряжу смерти и жизни. Посмотрите, какъ молятся они. Всѣмъ
- ↑ Из стихотворения К. Д. Бальмонта Свет прорвавшийся. (прим. редактора Викитеки)
Скалы седые, голые. Что с них взять, когда холодно в доме и детеныши плачут? Разве, взглянув на уродливость их очертаний, на лики утесов-чудовищ, услышишь, как в памяти встанут тени давнишних битв, здесь окаменевших, и расскажешь голодным детям сказку страха, мести, и голода. Необычны Бретонские скалы. В них как будто застыл окаменевший ужас пораженных исполинов. Гигантов, что были полу-люди — полу-звери. Преступление Природы — пред её же детьми. Глядишь, глядишь на эти химерные утесы, и в душе запоет струна.
Чей облик страшный надо мной?[1] |
Об эти пасмурные скалы Море разбивает иногда корабли, охотно бросает на них в осенние ночи рыбацкие лодки. А гавани? В Бресте такая роскошная гавань, что могут в ней поместиться все Европейские флоты вместе. Но только Море и тут подшутило злою своею шуткой: выйти из гавани ничего не стоит, — войти в нее очень трудно. Кораблям это ведомо. И корабли иногда разбиваются.
Что ж, и то ладно. Не всё же одним. У купца кораблей много. Корабль разобьется, а выброски достанутся мне. Не знаю достоверно, существует ли теперь побережное право на выброски, по которому каждый, что первый увидит, то ему и надлежит. В 19-ом веке такое право существовало.
Прочтите блестящие страницы Мишлэ, написанные об этом в его «Истории Франции». В темную ночь и в грозу бьется корабль с волнами, бьется, как птица с огромным зверем. Помогают ему с берега. Зажигают, и тут, и там, маяк. Помогают — ему или Дьяволу? Возникает иногда могучий костер, маяк на одну лишь эту ночь, зажженный ночным черным чувством, привлекает корабль, как свеча ночную бабочку. Не всё же одним лишь волнам разбиваться о камни. Разбился корабль. А выброски мне.
Как же быть мне? Там дети кричат. Отец, мой брат — потонули вместе с лодкой. Как быть? К Морю не подступиться. Не потому ли у Бретонцев глаза так часто похожи на глаза морских птиц? С Морем — по-морскому.
Но поглядите, как Бретонцы работают. Долго, упорно, безмолвно. Точно старая пряха прядет страшную пряжу смерти и жизни. Посмотрите, как молятся они. Всем
- ↑ Из стихотворения К. Д. Бальмонта Свет прорвавшийся. (прим. редактора Викитеки)