ческій, нежели злой. Говорятъ по этому поводу, что съ наступленіемъ ночи видали, какъ въ круговой пляскѣ, съ многократными взрывами дьявольскаго смѣха, они свершали, наполовину серьезные, наполовину шутовскіе, но всегда очень кощунственные и циническіе, обряды, у подножья крестовъ, что стоятъ на распутіяхъ.
Таковъ, по современнымъ преданіямъ, ликъ Бретонскихъ карликовъ; многія изъ ихъ чертъ—общія у нихъ съ геніями другихъ народовъ, особенно съ Куретами и Карикинами, культъ которыхъ, завезенный безъ сомнѣнія Финикійскими мореплавателями, существовалъ еще въ Галліи и на островѣ Британіи, въ третьемъ вѣкѣ христіанской эры.
Итакъ миѳологія Финикійская приводитъ насъ къ миѳологіи Кельтійской; каринины и куреты Азійскіе—къ корриганамъ и корредамъ Бретонскимъ.
Древніе барды, знакомя насъ съ богиней Коридгвенъ, соединяютъ ее съ таинственнымъ существомъ, имѣющимъ много сходства съ Бретонскими карликами. Они называютъ его Гвіонъ, духъ, и прозываютъ пигмеемъ. Онъ блюлъ однажды мистическій сосудъ, содержавшій влагу угаданья и вѣдѣнія, сосудъ напоминающій разительнымъ образомъ чашу Куретовъ (смотри Страбонъ, 10, и Діодоръ Сицилійскій, 4). Три кипящія капли упали ему на руку, онъ поднесъ ее ко рту, и внезапно будущее и всѣ тайны міра разоблачились передъ нимъ. Разгнѣванная богиня хотѣла предать его смерти, онъ убѣжалъ, и, чтобъ ускользнуть окончательно, превращался поочереди въ зайца, въ рыбу, въ птицу, она же превращалась въ левретку, въ выдру, и въ коршуна; но геній имѣлъ роковое вдохновеніе превратиться въ пшеничное зерно, богиня внезапно превратилась въ черную курицу, проницающимъ окомъ своимъ нашла его въ кучѣ зерна, куда онъ пріютился, схватила клювомъ, проглотила, и тотчасъ зачавши, черезъ девять мѣсяцевъ родила очаровательнаго ребенка, который сталъ зваться Таліэзинъ, имя общее главарямъ бардовъ и Бретонскихъ колдуновъ.
Чудесная влага магическаго сосуда называется у бардовъ вода Гвіона. Островъ Альвіонъ, или Гвіонъ, и Альбіонъ, отсюда беретъ свое названіе. Цезарь говоритъ, что островные Бретонцы весьма почитали Гвіона, онъ имѣлъ отображеніе въ многочисленныхъ идолахъ, они почитали въ немъ изобрѣтателя словесности, поэзіи, музыки, всѣхъ искусствъ. Отплывая въ торговое, или иное, путешествіе, они призывали его благословеніе на предстоящее странствіе.
Заканчиваю это повѣствованіе о призракахъ народной поэзіи Бретани своимъ пѣснопѣньемъ «Корриганы», которое, опираясь на народное Бретонское повѣрье, не есть лишь его пересказъ.
Закурилися туманы |
ческий, нежели злой. Говорят по этому поводу, что с наступлением ночи видали, как в круговой пляске, с многократными взрывами дьявольского смеха, они свершали, наполовину серьезные, наполовину шутовские, но всегда очень кощунственные и цинические, обряды, у подножья крестов, что стоят на распутиях.
Таков, по современным преданиям, лик Бретонских карликов; многие из их черт — общие у них с гениями других народов, особенно с Куретами и Карикинами, культ которых, завезенный без сомнения Финикийскими мореплавателями, существовал еще в Галлии и на острове Британии, в третьем веке христианской эры.
Итак мифология Финикийская приводит нас к мифологии Кельтийской; каринины и куреты Азийские — к корриганам и корредам Бретонским.
Древние барды, знакомя нас с богиней Коридгвен, соединяют ее с таинственным существом, имеющим много сходства с Бретонскими карликами. Они называют его Гвион, дух, и прозывают пигмеем. Он блюл однажды мистический сосуд, содержавший влагу угаданья и ведения, сосуд напоминающий разительным образом чашу Куретов (смотри Страбон, 10, и Диодор Сицилийский, 4). Три кипящие капли упали ему на руку, он поднес ее ко рту, и внезапно будущее и все тайны мира разоблачились перед ним. Разгневанная богиня хотела предать его смерти, он убежал, и, чтоб ускользнуть окончательно, превращался по очереди в зайца, в рыбу, в птицу, она же превращалась в левретку, в выдру, и в коршуна; но гений имел роковое вдохновение превратиться в пшеничное зерно, богиня внезапно превратилась в черную курицу, проницающим оком своим нашла его в куче зерна, куда он приютился, схватила клювом, проглотила, и тотчас зачавши, через девять месяцев родила очаровательного ребенка, который стал зваться Талиэзин, имя общее главарям бардов и Бретонских колдунов.
Чудесная влага магического сосуда называется у бардов вода Гвиона. Остров Альвион, или Гвион, и Альбион, отсюда берет свое название. Цезарь говорит, что островные Бретонцы весьма почитали Гвиона, он имел отображение в многочисленных идолах, они почитали в нём изобретателя словесности, поэзии, музыки, всех искусств. Отплывая в торговое, или иное, путешествие, они призывали его благословение на предстоящее странствие.
Заканчиваю это повествование о призраках народной поэзии Бретани своим песнопеньем «Корриганы», которое, опираясь на народное Бретонское поверье, не есть лишь его пересказ.
Закурилися туманы |
