Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/23

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


del suono e’l grande lume» («Paradiso», I, 82). «Новизна звука и великій свѣтъ». Мы испытываемъ именно это, когда намъ снятся особенно-счастливые, причудливые сны. Музыка, услышанная во снѣ, всегда отличается поразительной сладостью, неуловимой змѣино-лунной зыбкой утонченностью. Ощущеніе отъ музыки, услышанной во снѣ, длится въ художественной душѣ не часы и не дни, а если услышишь, такъ ужъ на всю жизнь. И зеленые просторы сновидѣнной Страны, голубыя пространства пригрезившагося Неба—озарены такимъ свѣтомъ, что неуловимыя сіянія его, разъ увидѣнныя, скользятъ потомъ по различнымъ прогалинамъ нашей жизни, какъ сіяніе расцвѣтшаго папоротника, увидѣннаго въ Иванову ночь.


На одномъ примѣрѣ можно увидѣть, какъ, размышляя о Богѣ, разсуждаетъ философъ и говоритъ мистикъ-поэтъ. Спиноза («Tractatus theol.-polit.», 247) сообщаетъ намъ, что всѣ, кто сколько-нибудь возвысился надъ vulgus’омъ, знаютъ, что «Deum non habere dextram, neque sinistram, neque moveri, neque quiescere, neque in loco, sed absolute infinitum esse, et in eo omnes contineri perfectiones», т. е., «у Бога нѣтъ ни праваго, ни лѣваго, онъ ни въ движеніи, ни въ покоѣ, ни въ мѣстѣ, но безусловно безконеченъ, и въ немъ всѣ содержатся совершенства». Одинъ изъ самыхъ блестящихъ Испанскихъ мистиковъ, Діего д'Эстелья («Meditaciones devotisimas del amor de Dios», t. I, p. 87) говоритъ: «No hay en ti si ni no, porque tu si permanece para siempre fiel y verdadero», т. е., «нѣтъ въ тебѣ ни да, ни нѣтъ, ибо твое да пребываетъ навсегда вѣрнымъ и достовѣрнымъ». Одинъ, вступая въ словесную битву съ Богомъ, нуждается въ цѣломъ арсеналѣ. Другой лишь быстро взмахиваетъ кинжаломъ, у котораго два острія.


Почему никто до сихъ поръ не сдѣлаетъ исторической параллели между Испанцами и Поляками? Несмотря на кажущуюся полную разность, два эти народа чрезвычайно много имѣютъ общихъ чертъ. Тотъ же, по преимуществу рыцарскій, національный характеръ,—рыцарь не пѣшій, а всадникъ, быстрый, полный полета,—та же цвѣтистая пышность рѣчи, любящей преувеличенія, особенно въ выраженіи вѣжливой почтительности,—Польское «падаю до ногъ», Испанское «дай мнѣ твои ноги»,—та же чрезвычайная католичность, выражающаяся въ идолопоклонствѣ,—то же рыцарское отношеніе къ любви и къ женщинѣ, въ соединеніи съ способностью на великій въ этой области цинизмъ,—то же высокое понятіе о чести и способность въ одну секунду загорѣться ревностью и местью,—то же соединеніе крайней довѣрчивости съ подозрительностью и предательствомъ,—то же соединеніе сладостной нѣжности въ любви, въ пѣсняхъ, въ рѣчи, въ отношеніи къ дѣтямъ и ужасающей жестокости съ побѣжденнымъ врагомъ,—та же природная даровитость съ великой небрежностью къ своимъ талантамъ и возможностямъ,—та же любовь къ наслажденіямъ, дозволяющая имъ плясать надъ пропастью,—тѣ же безмѣрныя завоевательныя мечты, сведенныя къ пушкинской сказкѣ о Рыбакѣ и рыбкѣ,—та же восхитительно-послѣдовательная непослѣдовательность историческаго поведенія.


Если разсматривать въ цѣломъ историческія судьбы Европейскихъ народовъ и ту отдѣльную роль, которую каждый изъ нихъ играетъ, можно сказать, что Англичане

Тот же текст в современной орфографии

del suono e’l grande lume» («Paradiso», I, 82). «Новизна звука и великий свет». Мы испытываем именно это, когда нам снятся особенно-счастливые, причудливые сны. Музыка, услышанная во сне, всегда отличается поразительной сладостью, неуловимой змеино-лунной зыбкой утонченностью. Ощущение от музыки, услышанной во сне, длится в художественной душе не часы и не дни, а если услышишь, так уж на всю жизнь. И зеленые просторы сновиденной Страны, голубые пространства пригрезившегося Неба — озарены таким светом, что неуловимые сияния его, раз увиденные, скользят потом по различным прогалинам нашей жизни, как сияние расцветшего папоротника, увиденного в Иванову ночь.


На одном примере можно увидеть, как, размышляя о Боге, рассуждает философ и говорит мистик-поэт. Спиноза («Tractatus theol.-polit.», 247) сообщает нам, что все, кто сколько-нибудь возвысился над vulgus’ом, знают, что «Deum non habere dextram, neque sinistram, neque moveri, neque quiescere, neque in loco, sed absolute infinitum esse, et in eo omnes contineri perfectiones», т. е., «у Бога нет ни правого, ни левого, он ни в движении, ни в покое, ни в месте, но безусловно бесконечен, и в нём все содержатся совершенства». Один из самых блестящих Испанских мистиков, Диего д'Эстелья («Meditaciones devotisimas del amor de Dios», t. I, p. 87) говорит: «No hay en ti si ni no, porque tu si permanece para siempre fiel y verdadero», т. е., «нет в тебе ни да, ни нет, ибо твое да пребывает навсегда верным и достоверным». Один, вступая в словесную битву с Богом, нуждается в целом арсенале. Другой лишь быстро взмахивает кинжалом, у которого два острия.


Почему никто до сих пор не сделает исторической параллели между Испанцами и Поляками? Несмотря на кажущуюся полную разность, два эти народа чрезвычайно много имеют общих черт. Тот же, по преимуществу рыцарский, национальный характер, — рыцарь не пеший, а всадник, быстрый, полный полета, — та же цветистая пышность речи, любящей преувеличения, особенно в выражении вежливой почтительности, — Польское «падаю до ног», Испанское «дай мне твои ноги», — та же чрезвычайная католичность, выражающаяся в идолопоклонстве, — то же рыцарское отношение к любви и к женщине, в соединении с способностью на великий в этой области цинизм, — то же высокое понятие о чести и способность в одну секунду загореться ревностью и местью, — то же соединение крайней доверчивости с подозрительностью и предательством, — то же соединение сладостной нежности в любви, в песнях, в речи, в отношении к детям и ужасающей жестокости с побежденным врагом, — та же природная даровитость с великой небрежностью к своим талантам и возможностям, — та же любовь к наслаждениям, дозволяющая им плясать над пропастью, — те же безмерные завоевательные мечты, сведенные к пушкинской сказке о Рыбаке и рыбке, — та же восхитительно-последовательная непоследовательность исторического поведения.


Если рассматривать в целом исторические судьбы Европейских народов и ту отдельную роль, которую каждый из них играет, можно сказать, что Англичане