Мы читаемъ великія космогоніи и прошедшія по міру эпопеи. Мы прикасаемся къ Индусскимъ «Ведамъ», къ Мексиканскому «Пополь-Ву», къ «Зендъ-Авестѣ» суровыхъ Персовъ, къ Скандинавской «Эддѣ» съ ея Одиномъ и Бальдеромъ, къ Финской «Калевалѣ», гдѣ чаруетъ Вейнэмейнэнъ, Орфей, измѣненный дыханьемъ мороза,—но вѣдь всѣ эти вѣщія руны создались не въ рокотѣ Города. Небо и Море—тамъ, гдѣ Одинъ съ могучими воронами, гдѣ свѣтлоглазый Бальдеръ, нашедшій свой смертный костеръ, костеръ, возрождающій на морскихъ волнахъ, какъ Мексиканскій богъ Воздуха, изумрудно-перистый Кветцалькоатль, сгорѣвшій на грани сліянія Земли, Неба и Моря, чтобы стать Вечерней Звѣздой. Великія космогоніи и живущія вѣка преданія, пѣсни и сказки создаются въ умахъ людей, которые еще не порвали священнаго союза съ чарованьями вѣтра, лѣса и луга, съ колдованьями горъ и зеркальныхъ водоемовъ, лелѣющихъ влагу текущую и влагу стоячую, съ шопотами травъ, которыхъ не касалась человѣческая рука, съ благовоніями цвѣтовъ, которыхъ не посадилъ никто, за которыми не смотрѣлъ, не подсматривалъ заботливый, и своею заботой стѣсняющій, краски мѣняющій, глазъ человѣка. Лишь души, цѣлующія Землю, и движущіяся подъ Небомъ, вольнымъ отъ закрытостей, съ первородною смѣлостью и своеобразіемъ ставятъ и разрѣшаютъ вопросы, касающіеся всего полярнаго въ Природѣ и въ душѣ Человѣка. Ставятъ и разрѣшаютъ, а если разрѣшенія нѣтъ, создаютъ красивую легенду, и, бросивъ на нее золотистый свѣтъ и серебряный, дѣлаютъ ее крылатой, и велятъ ей бродить по вѣкамъ, будя и создавая загадки въ сознаніяхъ, способныхъ почувствовать горючій огонь и воздушныя паутинки.
Въ вольныхъ просторахъ зеленыхъ пространствъ, исполненныхъ вѣщаньями подземныхъ говоровъ и шопотовъ надземныхъ, создались и талисманы Славянской пѣсни и Славянской сказки. Потому и захватъ Славянскаго народнаго творчества первороденъ, какъ Земля, и окружно-богатъ, какъ Лазурь небесной выси.
Пользуясь призмой поэтическаго воспріятія, беря въ руки волшебное зеркало художественнаго возсозданія, я подхожу къ замысламъ Славянской народной фантазіи,—иду къ своей душѣ отъ души народной и вижу, что Русское, Польское, Славянское народное творчество есть Морское Око, всеобъемлющее Морское Око.
Я прикасаюсь къ преданьямъ—и моя душа поетъ.
Вотъ, у насъ есть весь горизонтъ, весь, какъ говорятъ Поляки, край-образъ. Мы, Славяне, знаемъ, что́ было въ началѣ Временъ. И въ разныхъ видоизмѣненіяхъ, изъ одного Славянскаго края къ другому, вплоть до разночтенья, возникшаго въ умѣ современнаго поэта, идетъ объ этомъ пѣвучее сказанье.
Въ началѣ временъ[1] |
- ↑ В начале Времён — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)
Мы читаем великие космогонии и прошедшие по миру эпопеи. Мы прикасаемся к Индусским «Ведам», к Мексиканскому «Пополь-Ву», к «Зенд-Авесте» суровых Персов, к Скандинавской «Эдде» с её Одином и Бальдером, к Финской «Калевале», где чарует Вейнэмейнэн, Орфей, измененный дыханьем мороза, — но ведь все эти вещие руны создались не в рокоте Города. Небо и Море — там, где Один с могучими воронами, где светлоглазый Бальдер, нашедший свой смертный костер, костер, возрождающий на морских волнах, как Мексиканский бог Воздуха, изумрудно-перистый Кветцалькоатль, сгоревший на грани слияния Земли, Неба и Моря, чтобы стать Вечерней Звездой. Великие космогонии и живущие века предания, песни и сказки создаются в умах людей, которые еще не порвали священного союза с чарованьями ветра, леса и луга, с колдованьями гор и зеркальных водоемов, лелеющих влагу текущую и влагу стоячую, с шёпотами трав, которых не касалась человеческая рука, с благовониями цветов, которых не посадил никто, за которыми не смотрел, не подсматривал заботливый, и своею заботой стесняющий, краски меняющий, глаз человека. Лишь души, целующие Землю, и движущиеся под Небом, вольным от закрытостей, с первородною смелостью и своеобразием ставят и разрешают вопросы, касающиеся всего полярного в Природе и в душе Человека. Ставят и разрешают, а если разрешения нет, создают красивую легенду, и, бросив на нее золотистый свет и серебряный, делают ее крылатой, и велят ей бродить по векам, будя и создавая загадки в сознаниях, способных почувствовать горючий огонь и воздушные паутинки.
В вольных просторах зеленых пространств, исполненных вещаньями подземных говоров и шёпотов надземных, создались и талисманы Славянской песни и Славянской сказки. Потому и захват Славянского народного творчества первороден, как Земля, и окружно-богат, как Лазурь небесной выси.
Пользуясь призмой поэтического восприятия, беря в руки волшебное зеркало художественного воссоздания, я подхожу к замыслам Славянской народной фантазии, — иду к своей душе от души народной и вижу, что Русское, Польское, Славянское народное творчество есть Морское Око, всеобъемлющее Морское Око.
Я прикасаюсь к преданьям — и моя душа поет.
Вот, у нас есть весь горизонт, весь, как говорят Поляки, край-образ. Мы, Славяне, знаем, что́ было в начале Времен. И в разных видоизменениях, из одного Славянского края к другому, вплоть до разночтенья, возникшего в уме современного поэта, идет об этом певучее сказанье.
В начале времен[1] |
- ↑ В начале Времён — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)
