Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/39

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


лодцы? Старый Бермята Васильевичъ знаетъ: «Дружина Чурилы».—«А кто же этотъ Чурило?»—«Самъ себѣ господинъ. Дворъ у него богатый на семи верстахъ. Вокругъ двора есть желѣзный тынъ. На каждой тынинкѣ до маковкѣ. По маковкѣ, по жемчужинкѣ. По жемчужинкѣ есть, тѣхъ жемчужинъ не счесть. И свѣтлицы изъ бѣлаго дуба стоятъ посреди двора».


Эти гридни покрыты сѣдымъ бобромъ,[1]
Потолокъ—соболями, а полъ—серебромъ,
А пробои, крюки—все злаченый булатъ,
Предъ свѣтлицами трои ворота стоятъ,
Какъ одни-то рѣзныя, вальящаты тамъ,
А другія хрустальны, на радость глазамъ,
А предъ тѣмъ какъ пройти чрезъ стеклянныя,
Еще третьи стоятъ, оловянныя.

Князь съ Княгинею ѣдетъ къ Чурилѣ, ибо блескъ привлекаетъ глаза. Старый Пленъ имъ выходитъ навстрѣчу съ почетомъ, и вотъ мы какъ будто въ какомъ-то Восточномъ цвѣтистомъ театрѣ, гдѣ воздухъ такъ прянъ отъ куреній, и гдѣ такъ пьяно для сердца отъ множества яркихъ тканей. Пленъ ведетъ гостей къ угощенью.


Посадилъ во свѣтлыхъ гридняхъ ихъ за убраны столы,
Будутъ пить питья медвяны до вечерней поздней мглы.
Только Князь въ оконце глянулъ, закручинился: «Бѣда!
Я изъ Кіева въ отлучкѣ, а сюда идетъ орда.
Изъ Орды идетъ не Царь ли? Или грозный то посолъ?»
Пленъ смѣется: «То Чурило, сынъ мой, Пленковичъ пришелъ.
Вотъ глядятъ они, а день ужь вечеряется,
Красно Солнышко къ покою закатается,
Собирается толпа, ихъ за пять сотъ,
Молодцовъ-то и до тысячи идетъ.
Самъ Чурило на могучемъ на конѣ
Впереди, его дружина—въ сторонѣ,
Передъ нимъ несутъ подсолнечникъ-цвѣтокъ,
Чтобы жаръ ему лица пожечь не могъ.
Перво-на-перво бѣжитъ тутъ скороходъ,
А за нимъ и всѣ, кто ѣдетъ, кто идетъ.
Князь зоветъ Чурилу въ Кіевъ, тотъ не прочь:
Свѣтелъ день тамъ, да свѣтла въ любви и ночь.
Вотъ во Кіевѣ у Князя снова пиръ,
Какъ у ласковаго пиръ на цѣлый міръ.
Ликованіе, свирѣльный слышенъ гласъ,
И Чурило препожалуетъ сейчасъ.
Задержался онъ, неладно, да идетъ,
Въ первый разъ вина пусть будетъ невзачетъ.
Старъ Бермята, да жена его душа,
Катеринушка ужь больно хороша.
Позамѣшкался маленько, да идетъ,
Онъ ногой муравки-травки не помнетъ,
Пятки гладки, сапожки—зеленъ сафьянъ,
Руки бѣлы, свѣтлы очи, стройный станъ.
Вся одежда—драгоцѣнная на немъ
Краснымъ золотомъ прошита съ серебромъ.
Въ каждой пуговкѣ по молодцу глядитъ,
Въ каждой петелькѣ по дѣвицѣ сидитъ,
Застегнется, и милуются они,
Разстегнется, и цѣлуются они.
Заглядѣлись на Чурилу, всѣ глядятъ,
Тамъ, гдѣ дѣвушки, заборы тамъ трещатъ,
Гдѣ молодушки, тамъ звонъ, оконца бьютъ,
Тамъ, гдѣ старыя, платки на шеѣ рвутъ.
Какъ вошелъ на пиръ, тутъ Князева жена,
Лебедь рушила—обрѣзалась она,
Со стыда ли руку свѣсила подъ столъ,
Какъ Чурилушка тотъ Пленковичъ прошелъ.
А Чурило только смѣло поглядѣлъ,

  1. Чурило Пленкович — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)
Тот же текст в современной орфографии

лодцы? Старый Бермята Васильевич знает: «Дружина Чурилы». — «А кто же этот Чурило?» — «Сам себе господин. Двор у него богатый на семи верстах. Вокруг двора есть железный тын. На каждой тынинке до маковке. По маковке, по жемчужинке. По жемчужинке есть, тех жемчужин не счесть. И светлицы из белого дуба стоят посреди двора».


Эти гридни покрыты седым бобром,[1]
Потолок — соболями, а пол — серебром,
А пробои, крюки — всё злаченый булат,
Пред светлицами трои ворота стоят,
Как одни-то резные, вальящаты там,
А другие хрустальны, на радость глазам,
А пред тем как пройти чрез стеклянные,
Еще третьи стоят, оловянные.

Князь с Княгинею едет к Чуриле, ибо блеск привлекает глаза. Старый Плен им выходит навстречу с почетом, и вот мы как будто в каком-то Восточном цветистом театре, где воздух так прян от курений, и где так пьяно для сердца от множества ярких тканей. Плен ведет гостей к угощенью.


Посадил во светлых гриднях их за убраны столы,
Будут пить питья медвяны до вечерней поздней мглы.
Только Князь в оконце глянул, закручинился: «Беда!
Я из Киева в отлучке, а сюда идет орда.
Из Орды идет не Царь ли? Или грозный то посол?»
Плен смеется: «То Чурило, сын мой, Пленкович пришел.
Вот глядят они, а день уж вечеряется,
Красно Солнышко к покою закатается,
Собирается толпа, их за пять сот,
Молодцов-то и до тысячи идет.
Сам Чурило на могучем на коне
Впереди, его дружина — в стороне,
Перед ним несут подсолнечник-цветок,
Чтобы жар ему лица пожечь не мог.
Перво-наперво бежит тут скороход,
А за ним и все, кто едет, кто идет.
Князь зовет Чурилу в Киев, тот не прочь:
Светел день там, да светла в любви и ночь.
Вот во Киеве у Князя снова пир,
Как у ласкового пир на целый мир.
Ликование, свирельный слышен глас,
И Чурило препожалует сейчас.
Задержался он, неладно, да идет,
В первый раз вина пусть будет невзачет.
Стар Бермята, да жена его душа,
Катеринушка уж больно хороша.
Позамешкался маленько, да идет,
Он ногой муравки-травки не помнет,
Пятки гладки, сапожки — зелен сафьян,
Руки белы, светлы очи, стройный стан.
Вся одежда — драгоценная на нём
Красным золотом прошита с серебром.
В каждой пуговке по молодцу глядит,
В каждой петельке по девице сидит,
Застегнется, и милуются они,
Расстегнется, и целуются они.
Загляделись на Чурилу, все глядят,
Там, где девушки, заборы там трещат,
Где молодушки, там звон, оконца бьют,
Там, где старые, платки на шее рвут.
Как вошел на пир, тут Князева жена,
Лебедь рушила — обрезалась она,
Со стыда ли руку свесила под стол,
Как Чурилушка тот Пленкович прошел.
А Чурило только смело поглядел,

  1. Чурило Пленкович — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)