Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/40

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


А свирѣльный гласъ куда какъ сладко пѣлъ.
Пировали такъ, окончили, и прочь,
А пороша выпадала въ эту ночь.
Всѣ къ заутрени идутъ, чуть бѣлый свѣтъ,
Запримѣтили на снѣгѣ свѣжій слѣдъ.
И дивуются: Смотри да примѣчай,
Это зайка либо бѣлый горностай.
Усмѣхаются иные, говорятъ:
Горностай ли былъ? Тутъ зайка ль былъ? Наврядъ.
А Чурило тутъ навѣрно проходилъ,
Красоту онъ Катерину навѣстилъ.
Говорили мнѣ, что будто молодецъ,
На Бермяту натолкнулся наконецъ,
Что Бермятой былъ онъ будто бы убитъ,
Кто̀ повѣдалъ такъ, неправду говоритъ.
Ужь Бермятѣ ль одному искать въ крови,
Чести, мести,—какъ захочешь, такъ зови,
Не убьешь того, чего убить нельзя,
Горностаева уклончива стезя.
Тотъ, кто любитъ,—какъ ни любитъ, любитъ онъ,
И кровавою рукой не схатишь сонъ,
Сонъ пришелъ, и сонъ ушелъ, лови его,
Чуръ меня, желанье сердце не мертво.
Знаю я, Чурило Пленковичъ красивъ,
Съ нимъ цѣлуются, цѣлуются, онъ живъ,
И сейчасъ онъ улыбаяся идетъ,
Предъ лицомъ своимъ подсолнечникъ несетъ,
Расцвѣчается подсолнечникъ-цвѣтокъ,
Чтобы жаръ лицо красивое не сжегъ.

Я говорилъ о призракахъ, созданныхъ Русской народной мечтой. Вѣчное сближеніе и вѣчное расхожденье Генія Русскаго языка и Генія Польской Рѣчи даетъ возможность заглянуть на мгновенье въ таинственныя горницы души. Герои Русскихъ былинъ хотятъ любви—и достигаютъ ея. Они непремѣнно хотятъ любить, и, любя, любовно слиться съ желаннымъ. Обладанье—завѣтное слово Русской мечты. Но есть и другой полюсъ Красоты. Видя любовь, не принять ее. Возбуждая любовь, не брать ее. Опрокидывать чувства свои въ непостижную, въ недостижимую глубину хрустальнаго затона. Стать озеромъ, въ которое глядятъ плакучія вѣтви ивъ и березъ. Стать рѣкою, въ которой всѣ чувства могутъ жить лишь какъ шепчущій лѣсъ камышей, лишь какъ бѣлыя чаши купавъ, озаренныя Новой Луной, лишь какъ тихіе—тихіе ропоты души, что прошла чрезъ тѣлесность, и вольно уходитъ въ качаніи волнъ къ великой пустынѣ Моря. Образъ, въ которомъ, какъ будто въ печальной и свѣтлой зеркальности, отразился ликъ Польши, есть образъ Ванды, чье имя есть символъ и кличъ для каждаго Польскаго сердца.


Ванда, Ванда, Дѣва Польши, ужь сведенъ съ минувшимъ счетъ,[1]
Свѣтлый призракъ въ глубь принявши, Висла медленно течетъ.
Твой отецъ, о, Панна Влаги, былъ властитель Польши, Кракъ,
Онъ убилъ смолою Змія. Подвигъ тотъ случился такъ.
Змѣй Вавель, въ горѣ пещерной, извиваясь, былъ въ гнѣздѣ,
Истреблялъ людей и нивы, изводилъ стада вездѣ.
Мудрый Кракъ, чтобы искушенъ былъ Змій Вавель, хититель злой,
Начинилъ бычачьи шкуры липко-черною смолой.
Близь пещеры, гдѣ темнѣла та змѣиная нора,
Встали чудища бычачьи, началась въ горахъ игра.
Змѣй Вавель бычачьи шкуры пастью жадною пожралъ,

  1. Ванда — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)
Тот же текст в современной орфографии

А свирельный глас куда как сладко пел.
Пировали так, окончили, и прочь,
А пороша выпадала в эту ночь.
Все к заутрени идут, чуть белый свет,
Заприметили на снеге свежий след.
И дивуются: Смотри да примечай,
Это зайка либо белый горностай.
Усмехаются иные, говорят:
Горностай ли был? Тут зайка ль был? Навряд.
А Чурило тут наверно проходил,
Красоту он Катерину навестил.
Говорили мне, что будто молодец,
На Бермяту натолкнулся наконец,
Что Бермятой был он будто бы убит,
Кто́ поведал так, неправду говорит.
Уж Бермяте ль одному искать в крови,
Чести, мести, — как захочешь, так зови,
Не убьешь того, чего убить нельзя,
Горностаева уклончива стезя.
Тот, кто любит, — как ни любит, любит он,
И кровавою рукой не схатишь сон,
Сон пришел, и сон ушел, лови его,
Чур меня, желанье сердце не мертво.
Знаю я, Чурило Пленкович красив,
С ним целуются, целуются, он жив,
И сейчас он улыбаяся идет,
Пред лицом своим подсолнечник несет,
Расцвечается подсолнечник-цветок,
Чтобы жар лицо красивое не сжег.

Я говорил о призраках, созданных Русской народной мечтой. Вечное сближение и вечное расхожденье Гения Русского языка и Гения Польской Речи дает возможность заглянуть на мгновенье в таинственные горницы души. Герои Русских былин хотят любви — и достигают её. Они непременно хотят любить, и, любя, любовно слиться с желанным. Обладанье — заветное слово Русской мечты. Но есть и другой полюс Красоты. Видя любовь, не принять ее. Возбуждая любовь, не брать ее. Опрокидывать чувства свои в непостижную, в недостижимую глубину хрустального затона. Стать озером, в которое глядят плакучие ветви ив и берез. Стать рекою, в которой все чувства могут жить лишь как шепчущий лес камышей, лишь как белые чаши купав, озаренные Новой Луной, лишь как тихие—тихие ропоты души, что прошла чрез телесность, и вольно уходит в качании волн к великой пустыне Моря. Образ, в котором, как будто в печальной и светлой зеркальности, отразился лик Польши, есть образ Ванды, чье имя есть символ и клич для каждого Польского сердца.


Ванда, Ванда, Дева Польши, уж сведен с минувшим счет,[1]
Светлый призрак в глубь принявши, Висла медленно течет.
Твой отец, о, Панна Влаги, был властитель Польши, Крак,
Он убил смолою Змия. Подвиг тот случился так.
Змей Вавель, в горе пещерной, извиваясь, был в гнезде,
Истреблял людей и нивы, изводил стада везде.
Мудрый Крак, чтобы искушен был Змий Вавель, хититель злой,
Начинил бычачьи шкуры липко-черною смолой.
Близ пещеры, где темнела та змеиная нора,
Встали чудища бычачьи, началась в горах игра.
Змей Вавель бычачьи шкуры пастью жадною пожрал,

  1. Ванда — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)