Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/47

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана



И напрасно онъ молитъ сроку, чтобъ ему—за грѣхи попрощаться, за силу убитую, и о крови промолвить слова. Съ безпощадностью Каменнаго Гостя ни минуты не даетъ Смерть Добрынѣ. И Оника Воинъ будетъ такъ же молить Смерть прекрасную, безпосульную и безродную, но и для него счетъ составленъ, роспись дней.


Больше нѣтъ ни лѣтъ, ни мѣсяцевъ, ни времени,
Ни минутки, чтобъ другой нарядъ надѣть.
Будетъ. Палъ Оника Воинъ съ гуломъ бремени.
Палъ съ коня. Ему мы будемъ память пѣть.

Такъ же и всѣ Витязи, дойдя въ бореньи съ земною силой до полной побѣдительности, непремѣнно захотятъ, въ Славянской своей удали, схватиться съ силой Нездѣшней, и будутъ рубить Невѣдомыхъ, а разрубленные будутъ удваиваться въ числѣ и силѣ, пока не окаменѣетъ безразсудная стремительность, зашедшая за полюсъ Человѣческаго. И будутъ Витязи застывшими камнями.

Преступленіе, Горе, Смерть—Славянская греза помнитъ и знаетъ этихъ Темныхъ Ангеловъ, окруженныхъ страшнымъ сіяніемъ. Но вдругъ оторвемся отъ топей, трясинъ, отъ уродства и трупнаго цвѣта. Отойдемъ отъ черныхъ дорожныхъ столбовъ, указующихъ на роковое и запретное. Славянская мысль, въ своей всеобъемлющести, хорошо ихъ знаетъ, но Славянскій ликъ, какъ ликъ Мексиканскаго бога Вѣтровъ, Кветцалькоатля, не темный, а свѣтлый, онъ Изумрудно-Перистый Змѣй, его глаза—узывчивость свѣтлыхъ глубинъ, его волосы—золотыя струны солнечныхъ лучей. Духъ жизни и духъ Возрожденія, Возстанія изъ мертвыхъ—въ великой Славянской душѣ.

Есть въ неоглядныхъ пространствахъ придавленный нуждой, но, будучи отрѣшенъ отъ временнаго и случайнаго, будучи возведенъ въ свою естественную идеальность, необычайно-красивый и богатый человѣкъ, это—Русскій Крестьянинъ. Это онъ, онъ выносилъ въ своихъ глубинахъ и тѣни Боговъ Славянскихъ, Боговъ Свѣтлоглазыхъ, имъ же нѣсть числа, и великую мысль о стихійномъ захватѣ необозримыхъ, несчетныхъ равнинъ и лѣсовъ, и вѣчевой колоколъ гулкихъ былинъ, и свирѣльную пѣсню въ содружествѣ бѣшеной пляски, и сказку, перемѣнчивую, какъ оборотень, переливчатую, какъ воды разливной рѣки,—это онъ безъ конца пронзаетъ Землю сохой, прислушивается къ говорамъ Природы, создаетъ загадки и заговоры, выбрасываетъ на песчаное прибрежье, какъ нѣкое морское чудо, загадку своей исторической судьбы, первородной и единственной въ лѣтописяхъ Міра. Среди Русскихъ народныхъ заговоровъ особенно означителенъ и волшебно зеркаленъ «Заговоръ на зеленую дуброву». Вотъ онъ, возсозданный въ ритмѣ.


Я по острову хожу,[1]
Черезъ всѣ лѣса гляжу,
По прогалинамъ и мракамъ,
По оврагамъ, буеракамъ,
Дубъ, береза, липа, ель,
Ива, жимолость, и хмель,
И калина, и рябина,
И дрожащая осина.
Я по всѣмъ гляжу вѣтвямъ,
По листамъ, и по цвѣтамъ,
Я зову мою дуброву,
Быть бы живу мнѣ, здорову:—
Подступясь къ ней, звѣрь и гадъ,
Чтобъ сейчасъ же шли назадъ,
Чтобъ не шли къ намъ люди злые,
Вѣдьмы, вихри, водяные,
Чтобы въ дубровѣ, подъ листвой,

  1. Заговор на зелёную дуброву — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)
Тот же текст в современной орфографии


И напрасно он молит сроку, чтоб ему — за грехи попрощаться, за силу убитую, и о крови промолвить слова. С беспощадностью Каменного Гостя ни минуты не дает Смерть Добрыне. И Оника Воин будет так же молить Смерть прекрасную, беспосульную и безродную, но и для него счет составлен, роспись дней.


Больше нет ни лет, ни месяцев, ни времени,
Ни минутки, чтоб другой наряд надеть.
Будет. Пал Оника Воин с гулом бремени.
Пал с коня. Ему мы будем память петь.

Так же и все Витязи, дойдя в бореньи с земною силой до полной победительности, непременно захотят, в Славянской своей удали, схватиться с силой Нездешней, и будут рубить Неведомых, а разрубленные будут удваиваться в числе и силе, пока не окаменеет безрассудная стремительность, зашедшая за полюс Человеческого. И будут Витязи застывшими камнями.

Преступление, Горе, Смерть — Славянская греза помнит и знает этих Темных Ангелов, окруженных страшным сиянием. Но вдруг оторвемся от топей, трясин, от уродства и трупного цвета. Отойдем от черных дорожных столбов, указующих на роковое и запретное. Славянская мысль, в своей всеобъемлющести, хорошо их знает, но Славянский лик, как лик Мексиканского бога Ветров, Кветцалькоатля, не темный, а светлый, он Изумрудно-Перистый Змей, его глаза — узывчивость светлых глубин, его волосы — золотые струны солнечных лучей. Дух жизни и дух Возрождения, Восстания из мертвых — в великой Славянской душе.

Есть в неоглядных пространствах придавленный нуждой, но, будучи отрешен от временного и случайного, будучи возведен в свою естественную идеальность, необычайно-красивый и богатый человек, это — Русский Крестьянин. Это он, он выносил в своих глубинах и тени Богов Славянских, Богов Светлоглазых, им же несть числа, и великую мысль о стихийном захвате необозримых, несчетных равнин и лесов, и вечевой колокол гулких былин, и свирельную песню в содружестве бешеной пляски, и сказку, переменчивую, как оборотень, переливчатую, как воды разливной реки, — это он без конца пронзает Землю сохой, прислушивается к говорам Природы, создает загадки и заговоры, выбрасывает на песчаное прибрежье, как некое морское чудо, загадку своей исторической судьбы, первородной и единственной в летописях Мира. Среди Русских народных заговоров особенно означителен и волшебно зеркален «Заговор на зеленую дуброву». Вот он, воссозданный в ритме.


Я по острову хожу,[1]
Через все леса гляжу,
По прогалинам и мракам,
По оврагам, буеракам,
Дуб, береза, липа, ель,
Ива, жимолость, и хмель,
И калина, и рябина,
И дрожащая осина.
Я по всем гляжу ветвям,
По листам, и по цветам,
Я зову мою дуброву,
Быть бы живу мне, здорову: —
Подступясь к ней, зверь и гад,
Чтоб сейчас же шли назад,
Чтоб не шли к нам люди злые,
Ведьмы, вихри, водяные,
Чтобы в дуброве, под листвой,

  1. Заговор на зелёную дуброву — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)