чусь и безпокоюсь объ ней одной и если бы вы знали сколько я безпокоюсь, то вѣрно смортѣли бы на меня другими глазами. Да, увѣряю васъ. Ахъ, я веду жизнь тяжкую, очень тяжкую для старика! Но я стремлюсь къ одной цѣли и не теряю ея изъ виду.
Замѣтивъ на лицѣ его выраженіе безпокойства и внутренняго волненія, я отворотился, чтобъ надѣть бекешъ, который снялъ при входѣ. Къ величайшему удивленно моему, я увидѣлъ, что дѣвушка держала на рукахъ шинель, трость и шляпу.
— Это не мое, сказалъ я ей.
— Нѣтъ, отвѣчала она спокойнымъ голосомъ, это дѣдушкино.
— Какъ! развѣ онъ пойдетъ еще со двора?
— Конечно, отвѣчала она улыбаясь.
— Гдѣ же ты останешься?
— Я? дома, какъ всегда.
Я посмотрѣлъ на старика съ изумленіемъ; но онъ спокойно надѣвалъ шинель; потомъ я взглянулъ на дѣвушку, которая должна была остаться одна, ночью, въ этой мрачной квартирѣ.
Она, казалось, не замѣтила моего изумленія, и продолжала весело помогать дѣду надѣвать шинель; а когда онъ былъ готовъ, она взяла свѣчу, чтобы посвѣтить намъ. Увидѣвъ, что мы не слѣдовали за нею, она оглянулась улыбаясь и стала ждать насъ. По выраженію физіономіи старика я замѣтилъ, что онъ понялъ причину, заставлявшую меня медлить, однако онъ сдѣлалъ только мнѣ знакъ головою, чтобы я шелъ впередъ, и самъ молчалъ. Мнѣ оставалось только дѣлать то, что̀ онъ хотѣлъ.
Когда мы подошли къ дверямъ, дѣвушка, поставивъ свѣчу на полъ, пожелала намъ доброй ночи. Она подняла головку, чтобы поцѣловать меня, потомъ бросилась въ объятія старика, который сказалъ ей: спокойной ночи, Нелль; да хранятъ тебя ангелы небесные! Не забудь помолиться Богу, милое дитя.
— О нѣтъ, отвѣчала она съ жаромъ, я такъ счастлива, когда помолюсь!
— Знаю, моя милая; такъ и должно быть, сказалъ ста-
чусь и беспокоюсь об ней одной и если бы вы знали сколько я беспокоюсь, то верно смотрели бы на меня другими глазами. Да, уверяю вас. Ах, я веду жизнь тяжкую, очень тяжкую для старика! Но я стремлюсь к одной цели и не теряю её из виду.
Заметив на лице его выражение беспокойства и внутреннего волнения, я отворотился, чтоб надеть бекеш, который снял при входе. К величайшему удивленно моему, я увидел, что девушка держала на руках шинель, трость и шляпу.
— Это не мое, сказал я ей.
— Нет, отвечала она спокойным голосом, это дедушкино.
— Как! разве он пойдет еще со двора?
— Конечно, отвечала она улыбаясь.
— Где же ты останешься?
— Я? дома, как всегда.
Я посмотрел на старика с изумлением; но он спокойно надевал шинель; потом я взглянул на девушку, которая должна была остаться одна, ночью, в этой мрачной квартире.
Она, казалось, не заметила моего изумления, и продолжала весело помогать деду надевать шинель; а когда он был готов, она взяла свечу, чтобы посветить нам. Увидев, что мы не следовали за нею, она оглянулась улыбаясь и стала ждать нас. По выражению физиономии старика я заметил, что он понял причину, заставлявшую меня медлить, однако он сделал только мне знак головою, чтобы я шел вперед, и сам молчал. Мне оставалось только делать то, что он хотел.
Когда мы подошли к дверям, девушка, поставив свечу на пол, пожелала нам доброй ночи. Она подняла головку, чтобы поцеловать меня, потом бросилась в объятия старика, который сказал ей: спокойной ночи, Нелль; да хранят тебя ангелы небесные! Не забудь помолиться Богу, милое дитя.
— О нет, отвечала она с жаром, я так счастлива, когда помолюсь!
— Знаю, моя милая; так и должно быть, сказал ста-
