не ожидали, что ты пріѣдешь къ намъ сегодня вечеромъ, — сказала она, когда улучила минутку обратиться къ мужу.
— Да, да, я рѣшилъ сбѣжать на одну ночь и отдохнуть дома. Я смертельно усталъ, и голова у меня болитъ.
Миссисъ Бэрдъ бросила взглядъ на склянку съ камфорой, стоявшую въ полуотворенномъ шкафикѣ, и намѣревалась подойти къ ней, но ея мужъ рѣшительно воспротивился.
— Нѣтъ, нѣтъ, Мэри, пожалуйста, не надобно лѣкарствъ! Мнѣ ничего не нужно, кромѣ чашки твоего славнаго чая и нѣсколькихъ часовъ жизни въ семейномъ кругу. Страшно утомительны эти законодательства.
И сенаторъ улыбнулся, какъ будто ему было пріятно думать, что онъ жертвуетъ собой для блага родины.
— Ну, — спросила миссисъ Бэрдъ, когда ея хлопоты около чайнаго стола пришли къ концу, — что же вы подѣлывали въ сенатѣ?
Обыкновенно кроткая маленькая миссисъ Бэрдъ не ломала себѣ голову надъ вопросами о томъ, что дѣлается въ палатѣ; она справедливо находила, что ей едва справиться со своими домашними дѣлами. Поэтому мистеръ Бэрдъ посмотрѣлъ на нее удивленными глазами и проговорилъ:
— Ничего особеннаго.
— Да? но правда ли, что тамъ обсуждался законъ, по которому запрещается давать ѣсть и пить несчастнымъ бѣглымъ невольникамъ? До меня дошли слухи объ этомъ, но я не думаю, чтобы какое бы то ни было христіанское законодательное собраніе могло принять такой законъ!
— Ну, Мэри, ты, кажется, намѣрена пуститься въ политику!
— Глупости! По моему, вся ваша политика гроша не стоитъ, но это было бы прямо жестоко, противно христіанству! Надѣюсь, другъ мой, такой законъ не прошелъ?
— Нѣтъ, моя дорогая, законъ, запрещающій оказывать помощь невольникамъ, которые бѣгутъ изъ Кентукки, прошелъ; эти безпокойные аболиціонисты зашли такъ далеко, что наши братья въ Кентукки сильно взволновались и для насъ было необходимо и вполнѣ по-христіански сдѣлать что нибудь для ихъ успокоенія.
— А въ чемъ состоитъ этотъ законъ? Неужели онъ запрещаетъ намъ пріютить на ночь одного изъ этихъ несчастныхъ, накормить его, подарить ему какое нибудь старое платье и отпустить его на всѣ четыре стороны?
не ожидали, что ты приедешь к нам сегодня вечером, — сказала она, когда улучила минутку обратиться к мужу.
— Да, да, я решил сбежать на одну ночь и отдохнуть дома. Я смертельно устал, и голова у меня болит.
Миссис Бэрд бросила взгляд на склянку с камфорой, стоявшую в полуотворенном шкафике, и намеревалась подойти к ней, но её муж решительно воспротивился.
— Нет, нет, Мэри, пожалуйста, не надобно лекарств! Мне ничего не нужно, кроме чашки твоего славного чая и нескольких часов жизни в семейном кругу. Страшно утомительны эти законодательства.
И сенатор улыбнулся, как будто ему было приятно думать, что он жертвует собой для блага родины.
— Ну, — спросила миссис Бэрд, когда её хлопоты около чайного стола пришли к концу, — что же вы поделывали в сенате?
Обыкновенно кроткая маленькая миссис Бэрд не ломала себе голову над вопросами о том, что делается в палате; она справедливо находила, что ей едва справиться со своими домашними делами. Поэтому мистер Бэрд посмотрел на нее удивленными глазами и проговорил:
— Ничего особенного.
— Да? но правда ли, что там обсуждался закон, по которому запрещается давать есть и пить несчастным беглым невольникам? До меня дошли слухи об этом, но я не думаю, чтобы какое бы то ни было христианское законодательное собрание могло принять такой закон!
— Ну, Мэри, ты, кажется, намерена пуститься в политику!
— Глупости! По моему, вся ваша политика гроша не стоит, но это было бы прямо жестоко, противно христианству! Надеюсь, друг мой, такой закон не прошел?
— Нет, моя дорогая, закон, запрещающий оказывать помощь невольникам, которые бегут из Кентукки, прошел; эти беспокойные аболиционисты зашли так далеко, что наши братья в Кентукки сильно взволновались и для нас было необходимо и вполне по-христиански сделать что-нибудь для их успокоения.
— А в чём состоит этот закон? Неужели он запрещает нам приютить на ночь одного из этих несчастных, накормить его, подарить ему какое-нибудь старое платье и отпустить его на все четыре стороны?
