Страница:Бичер-Стоу - Хижина дяди Тома, 1908.djvu/166

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 134 —

дѣтьми и заставили всю жизнь молоть для нихъ муку, — считали бы вы своею обязанностью пребывать въ той долѣ, которая для васъ уготована? Я думаю наоборотъ! вы воспользовались бы перво» заблудившеюся лошадью, которая попала бы вамъ въ руки, и считали бы ее даромъ Провидѣнія. Что, развѣ неправда?

Добродушный старичокъ вытаращилъ глаза передъ такимъ новымъ освѣщеніемъ вопроса; не будучи ученымъ мыслителемъ, онъ обладалъ однимъ качествомъ, которымъ обладаютъ далеко не всѣ мыслители: онъ умѣлъ ничего не говорить тамъ, гдѣ нечего было сказать. Такъ и теперь: онъ тщательно сложилъ свой зонтикъ, расправилъ на немъ всякую складочку и затѣмъ продолжалъ свои увѣщанія, ограничиваясь общими мѣстами.

— Видишь ли, Джоржъ, ты знаешь, я всегда былъ тебѣ другомъ, и что я теперь сказалъ, я сказалъ для твоего же добра. Мнѣ кажется, ты подвергаешь себя громадной опасности. Ты не можешь надѣяться достигнуть цѣли. Если тебя поймаютъ, тебѣ будетъ хуже, чѣмъ прежде: тебя замучатъ, изобьютъ до полусмерти и продадутъ на югъ.

— Мистеръ Вильсонъ, я отлично знаю все это, отвѣчалъ Джоржъ. — Конечно, я рискую, но — онъ распахнулъ пальто и показалъ пару пистолетовъ и складной ножъ. — Видите, я приготовился встрѣтить ихъ. На югъ я не поѣду. Нѣтъ, коли на то пойдетъ, я сумѣю добыть себѣ шесть футовъ свободной земли — первой и послѣдней моей собственности въ Кентукки!

— Но, Джоржъ, вѣдь это ужасное настроеніе? Это прямо какая-то отчаянность! Ты меня пугаешь, Джоржъ! Тебѣ ни почемъ нарушить законы своей родины.

— Опять моей родины! Мистеръ Нильсонъ, у васъ есть родина; но какая же родина у меня и у другихъ подобныхъ мнѣ, рожденныхъ отъ матерей невольницъ? Какіе законы написаны для насъ? Мы не пишемъ законовъ, ихъ издаютъ безъ нашего согласія, они намъ не нужны, они всѣ сводятся къ тому, чтобы раздавить и унизить насъ. Развѣ не слыхалъ вашихъ, рѣчей 4-го іюля? Развѣ всѣ вы не говорите намъ разъ въ годъ, что сила правительства основывается на добровольномъ подчиненіи управляемыхъ? Развѣ можетъ человѣкъ, который слышитъ такія рѣчи, не думать. Развѣ онъ не можетъ сопоставить одно съ другимъ и сдѣлать свои собственные выводы?

Умъ мистера Вильсона былъ изъ тѣхъ, которые можно сравнить съ комкомъ хлопчатой бумаги, нѣжнымъ, мягкимъ, спутаннымъ, легко измѣняющимъ форму. Онъ отъ души жалѣлъ Джоржа и смутно понималъ, какія чувства волнуютъ его, но


Тот же текст в современной орфографии

детьми и заставили всю жизнь молоть для них муку, — считали бы вы своею обязанностью пребывать в той доле, которая для вас уготована? Я думаю наоборот! вы воспользовались бы перво» заблудившеюся лошадью, которая попала бы вам в руки, и считали бы ее даром Провидения. Что, разве неправда?

Добродушный старичок вытаращил глаза перед таким новым освещением вопроса; не будучи ученым мыслителем, он обладал одним качеством, которым обладают далеко не все мыслители: он умел ничего не говорить там, где нечего было сказать. Так и теперь: он тщательно сложил свой зонтик, расправил на нём всякую складочку и затем продолжал свои увещания, ограничиваясь общими местами.

— Видишь ли, Джорж, ты знаешь, я всегда был тебе другом, и что я теперь сказал, я сказал для твоего же добра. Мне кажется, ты подвергаешь себя громадной опасности. Ты не можешь надеяться достигнуть цели. Если тебя поймают, тебе будет хуже, чем прежде: тебя замучат, изобьют до полусмерти и продадут на юг.

— Мистер Вильсон, я отлично знаю всё это, отвечал Джорж. — Конечно, я рискую, но — он распахнул пальто и показал пару пистолетов и складной нож. — Видите, я приготовился встретить их. На юг я не поеду. Нет, коли на то пойдет, я сумею добыть себе шесть футов свободной земли — первой и последней моей собственности в Кентукки!

— Но, Джорж, ведь это ужасное настроение? Это прямо какая-то отчаянность! Ты меня пугаешь, Джорж! Тебе ни почем нарушить законы своей родины.

— Опять моей родины! Мистер Нильсон, у вас есть родина; но какая же родина у меня и у других подобных мне, рожденных от матерей невольниц? Какие законы написаны для нас? Мы не пишем законов, их издают без нашего согласия, они нам не нужны, они все сводятся к тому, чтобы раздавить и унизить нас. Разве не слыхал ваших, речей 4-го июля? Разве все вы не говорите нам раз в год, что сила правительства основывается на добровольном подчинении управляемых? Разве может человек, который слышит такие речи, не думать. Разве он не может сопоставить одно с другим и сделать свои собственные выводы?

Ум мистера Вильсона был из тех, которые можно сравнить с комком хлопчатой бумаги, нежным, мягким, спутанным, легко изменяющим форму. Он от души жалел Джоржа и смутно понимал, какие чувства волнуют его, но