Но я рѣшила, да, твердо рѣшила, что больше не дамъ жить ли одному своему ребенку! Когда крошкѣ исполнилось двѣ недѣли, я взяла его на руки, поцѣловала, поплакала надъ нимъ, а затѣмъ дала ему опіума и прижимала его къ груди, пока онъ не заснулъ вѣчнымъ сномъ. Какъ я горевала, какъ плакала о немъ! Никому и въ голову не приходило, что эта не была ошибка, что я нарочно дала ему опіума. Теперь я рада, что сдѣлала это. Я ни разу не пожалѣла о своемъ поступкѣ. По крайней мѣрѣ хоть онъ избавился отъ страданій. Бѣдный ребеночекъ! могла ли я дать ему что-нибудь лучше смерти? Вскорѣ послѣ этого открылась холера, и капитанъ Стюартъ умеръ; всѣ умирали, кому хотѣлось жить: а я, я была на волосокъ отъ смерти и все-таки осталась жить. Меня продали, я переходила изъ рукъ въ руки, пока увяла, состарилась и схватила лихорадку. Тогда меня купилъ этотъ подлецъ и привезъ сюда, и я здѣсь живу!
Касси замолкла. Она разсказывала свою исторію съ лихорадочною поспѣшностью, съ дикою страстью. Временами она какъ будто обращалась къ Тому, временами говорила сама съ собой. Она говорила съ такимъ сильнымъ захватывающимъ чувствомъ, что Томъ навремя забылъ даже о своей боли; онъ приподнялся на локтѣ и слѣдилъ за ней глазами, когда она безпокойно ходила взадъ и впередъ, и ея длинные черные волосы развѣвались при всякомъ ея движеніи.
— Ты мнѣ говоришь, — сказала она послѣ минутнаго молчанія, — что есть Богъ, что Омъ смотритъ съ неба и видитъ все это. Можетъ быть, это и правда. Сестры въ монастырѣ часто разсказывали мнѣ о Страшномъ судѣ, когда все откроется. Если такъ, то тогда наступитъ отмщеніе! Они воображаютъ, что наши страданія страданія нашихъ дѣтей, это все ничто, пустяки! А я ходила по улицамъ и мнѣ казалось, что у меня въ сердцѣ достаточно горя, чтобы потопить весь городъ. Мнѣ хотѣлось, чтобы дома обрушились на меня, или чтобы мостовая провалилась подо мной. Да, и въ день Суда я стану передъ Господомъ и буду свидѣтельствовать противъ тѣхъ, кто погубилъ меня и дѣтей моихъ, паши души и тѣла!
Когда я была дѣвочкой, мнѣ казалось, что я набожна. И любила Бога, любила молиться. Теперь я погибшая душа, демоны преслѣдуютъ и мучатъ меня и днемъ, и ночью, они толкаютъ меня… и я это сдѣлаю, непремѣнно сдѣлаю скоро, на дняхъ! — Она заломила руки, въ черныхъ глазахъ ея блеснуло безуміе!
Я отправлю его туда, гдѣ ему настоящее мѣсто, отправлю крат-
Но я решила, да, твердо решила, что больше не дам жить ли одному своему ребенку! Когда крошке исполнилось две недели, я взяла его на руки, поцеловала, поплакала над ним, а затем дала ему опиума и прижимала его к груди, пока он не заснул вечным сном. Как я горевала, как плакала о нём! Никому и в голову не приходило, что эта не была ошибка, что я нарочно дала ему опиума. Теперь я рада, что сделала это. Я ни разу не пожалела о своем поступке. По крайней мере хоть он избавился от страданий. Бедный ребеночек! могла ли я дать ему что-нибудь лучше смерти? Вскоре после этого открылась холера, и капитан Стюарт умер; все умирали, кому хотелось жить: а я, я была на волосок от смерти и всё-таки осталась жить. Меня продали, я переходила из рук в руки, пока увяла, состарилась и схватила лихорадку. Тогда меня купил этот подлец и привез сюда, и я здесь живу!
Касси замолкла. Она рассказывала свою историю с лихорадочною поспешностью, с дикою страстью. Временами она как будто обращалась к Тому, временами говорила сама с собой. Она говорила с таким сильным захватывающим чувством, что Том на время забыл даже о своей боли; он приподнялся на локте и следил за ней глазами, когда она беспокойно ходила взад и вперед, и её длинные черные волосы развевались при всяком её движении.
— Ты мне говоришь, — сказала она после минутного молчания, — что есть Бог, что Ом смотрит с неба и видит всё это. Может быть, это и правда. Сестры в монастыре часто рассказывали мне о Страшном суде, когда всё откроется. Если так, то тогда наступит отмщение! Они воображают, что наши страдания страдания наших детей, это всё ничто, пустяки! А я ходила по улицам и мне казалось, что у меня в сердце достаточно горя, чтобы потопить весь город. Мне хотелось, чтобы дома обрушились на меня, или чтобы мостовая провалилась подо мной. Да, и в день Суда я стану перед Господом и буду свидетельствовать против тех, кто погубил меня и детей моих, паши души и тела!
Когда я была девочкой, мне казалось, что я набожна. И любила Бога, любила молиться. Теперь я погибшая душа, демоны преследуют и мучат меня и днем, и ночью, они толкают меня… и я это сделаю, непременно сделаю скоро, на днях! — Она заломила руки, в черных глазах её блеснуло безумие!
Я отправлю его туда, где ему настоящее место, отправлю крат-
