— Гдѣ онъ? — вскричалъ Джоржъ запальчиво, — покажите мнѣ его! — Щеки юноши пылали, глаза его метали искры, но онъ изъ осторожности не сказалъ ни слова больше.
— Онъ тамъ, въ сараѣ, — сказалъ маленькій негритенокъ, державшій лошадь Джоржа.
Легри выбранилъ мальчика и ударилъ его. Но Джоржъ, не говоря ни слова, повернулся и пошелъ въ указанное мѣсто.
Томъ лежалъ уже два дня. Онъ не страдалъ, такъ какъ всѣ нервы его были разбиты, способность чувствовать боль уничтожена. Онъ находился большею частью въ тихомъ забытьѣ. Душа его не могла сразу освободиться отъ оковъ по природѣ сильнаго, хорошо сложеннаго тѣла. Ночью къ нему пробирались украдкой несчастные невольники, отнимая у себя минуты короткаго отдыха, чтобы чѣмъ нибудь отблагодарить того, кто всегда былъ такъ добръ къ нимъ. Правда, немного могли дать ему его бѣдные ученики — всего кружку холодной воды, но они давали ее отъ полноты сердца.
Слезы падали на это честное, безжизненное лицо, слезы запоздалаго раскаянія бѣдныхъ, невѣжественныхъ язычниковъ, въ которыхъ его любовь и терпѣніе пробудили чувство; горячія молитвы возсылались надъ нимъ къ Спасителю, котораго они недавно узнали, узнали почти только по имени, но котораго тоскующее сердце человѣка никогда не призываетъ напрасно.
Касси, выскользнувшая изъ своего убѣжища, подслушала, что говорилось въ домѣ и узнала о той жертвѣ, какую онъ принесъ ей и Эммелинѣ. Въ слѣдующую же ночь она пришла къ нему, не смотря на опасность быть открытой; подъ вліяніемъ прощальныхъ словъ, которыя умирающій нашелъ въ себѣ силу проговорить слабымъ голосомъ, ледъ отчаянія столько лѣтъ сковывавшій ея сердце растаялъ, и мрачная, очерствѣвшая женщина снова нашла способность плакать и молиться.
Когда Джоржъ вошелъ въ сарай, у него закружилась голова и сжалось сердце.
— Возможно ли это, возможно ли? — говорилъ онъ, опускаясь на колѣни подлѣ умирающаго. — Дядя Томъ! мой бѣдный, старый другъ!
Звукъ этого голоса достигъ до сознанія умирающаго. Онъ слегка повернулъ голову, улыбнулся и сказалъ:
„Іисусъ можетъ и ложе смерти сдѣлать мягкимъ, какъ пуховая подушка“.
Слезы, дѣлавшія честь сердцу юноши, брызнули изъ его глазъ, когда онъ наклонялся надъ своимъ несчастнымъ другомъ.
— Где он? — вскричал Джорж запальчиво, — покажите мне его! — Щеки юноши пылали, глаза его метали искры, но он из осторожности не сказал ни слова больше.
— Он там, в сарае, — сказал маленький негритенок, державший лошадь Джоржа.
Легри выбранил мальчика и ударил его. Но Джорж, не говоря ни слова, повернулся и пошел в указанное место.
Том лежал уже два дня. Он не страдал, так как все нервы его были разбиты, способность чувствовать боль уничтожена. Он находился большею частью в тихом забытье. Душа его не могла сразу освободиться от оков по природе сильного, хорошо сложенного тела. Ночью к нему пробирались украдкой несчастные невольники, отнимая у себя минуты короткого отдыха, чтобы чем-нибудь отблагодарить того, кто всегда был так добр к ним. Правда, немного могли дать ему его бедные ученики — всего кружку холодной воды, но они давали ее от полноты сердца.
Слезы падали на это честное, безжизненное лицо, слезы запоздалого раскаяния бедных, невежественных язычников, в которых его любовь и терпение пробудили чувство; горячие молитвы воссылались над ним к Спасителю, которого они недавно узнали, узнали почти только по имени, но которого тоскующее сердце человека никогда не призывает напрасно.
Касси, выскользнувшая из своего убежища, подслушала, что говорилось в доме и узнала о той жертве, какую он принес ей и Эммелине. В следующую же ночь она пришла к нему, не смотря на опасность быть открытой; под влиянием прощальных слов, которые умирающий нашел в себе силу проговорить слабым голосом, лед отчаяния столько лет сковывавший её сердце растаял, и мрачная, очерствевшая женщина снова нашла способность плакать и молиться.
Когда Джорж вошел в сарай, у него закружилась голова и сжалось сердце.
— Возможно ли это, возможно ли? — говорил он, опускаясь на колени подле умирающего. — Дядя Том! мой бедный, старый друг!
Звук этого голоса достиг до сознания умирающего. Он слегка повернул голову, улыбнулся и сказал:
„Иисус может и ложе смерти сделать мягким, как пуховая подушка“.
Слезы, делавшие честь сердцу юноши, брызнули из его глаз, когда он наклонялся над своим несчастным другом.
