На перекресткѣ, гдѣ сплелись дороги,
Я встрѣтилъ женщину: въ сверканьи глазъ
Ея — былъ смѣхъ, но губы были строги.
Горящій, яркій вечеръ быстро гасъ,
Лазурь увлаживалась тихимъ свѣтомъ,
Неслышно близился завѣтный часъ.
Мнѣ сдѣлавъ знакъ съ насмѣшкой иль привѣтомъ,
Безвѣстная сказала мнѣ: «ты мой!»
Но взоръ ея такъ ласковъ былъ при этомъ,
Что я за ней пошелъ тропой лѣсной,
Покорный странному и сладкому вліянью.
На вѣтви гуще падалъ мракъ ночной…
Все было смутно шаткому сознанью,
Стволы и шелестъ, тѣни и она,
Вся бѣлая, подобная сіянью.
На перекрестке, где сплелись дороги,
Я встретил женщину: в сверканьи глаз
Ее — был смех, но губы были строги.
Горящий, яркий вечер быстро гас,
Лазурь увлаживалась тихим светом,
Неслышно близился заветный час.
Мне сделав знак с насмешкой иль приветом,
Безвестная сказала мне: «ты мой!»
Но взор ее так ласков был при этом,
Что я за ней пошел тропой лесной,
Покорный странному и сладкому влиянью.
На ветви гуще падал мрак ночной…
Все было смутно шаткому сознанью,
Стволы и шелест, тени и она,
Вся белая, подобная сиянью.
