О еслибъ знала ты, что̀ предъ тобою было,
Когда бѣжалъ корабль къ туманной полосѣ,
Отъ милой Франціи къ Шотландіи немилой,
Всѣ бѣды, весь позоръ, и униженья всѣ!
Любила ты балы и пышный чинъ обѣденъ,
И отдалась странѣ, гдѣ властвуетъ туманъ,
Гдѣ въ замкахъ дѣдовскихъ строй жизни хмуръ и бѣденъ
И гдѣ звучатъ псалмы угрюмыхъ пуританъ.
Ты страсти жаждала, какъ неба жаждутъ птицы,
Вся подчинялась ей, тонула въ яркихъ снахъ, —
И слышала въ лицо названіе блудницы,
И твой возлюбленный погибъ въ твоихъ рукахъ.
Потомъ, захвачена соперницей надменной,
Въ тюрьмѣ ты провлекла семнадцать гордыхъ лѣтъ,
И наконецъ безъ силъ, къ ея ногамъ смиренно,
Припала ты рабой… И смерть была отвѣтъ!
О! ты ждала ея! ты съ сердцемъ омертвѣлымъ
У плахи слушала послѣднихъ вѣрныхъ плачъ.
Но солгала и смерть: твоимъ безглавымъ тѣломъ
Въ ночной тиши насытился палачъ.
О если б знала ты, что пред тобою было,
Когда бежал корабль к туманной полосе,
От милой Франции к Шотландии немилой,
Все беды, весь позор, и униженья все!
Любила ты балы и пышный чин обеден,
И отдалась стране, где властвует туман,
Где в замках дедовских строй жизни хмур и беден
И где звучат псалмы угрюмых пуритан.
Ты страсти жаждала, как неба жаждут птицы,
Вся подчинялась ей, тонула в ярких снах, —
И слышала в лицо название блудницы,
И твой возлюбленный погиб в твоих руках.
Потом, захвачена соперницей надменной,
В тюрьме ты провлекла семнадцать гордых лет,
И наконец без сил, к ее ногам смиренно,
Припала ты рабой… И смерть была ответ!
О! ты ждала ее! ты с сердцем омертвелым
У плахи слушала последних верных плач.
Но солгала и смерть: твоим безглавым телом
В ночной тиши насытился палач.
