Въ игрѣ восторженность побѣды и борьбы,
Въ развратѣ искренность и словъ и побужденій…
Мы дни и мѣсяцы актеры и рабы,
Привѣтъ вамъ, о дворцы свободныхъ откровеній.
Когда по городу тѣни
Протянуты цѣпью желѣзной,
Ряды безмолвныхъ строеній
Оживаютъ, какъ призракъ надъ бездной.
Загораются странные свѣты,
Раскрываются двери какъ зѣвы,
И въ окнахъ дрожатъ силуэты
Подъ музыку и напѣвы.
Раскрыты дневныя гробницы,
Выходитъ за трупомъ трупъ.
Загораются румянцемъ лица,
Кровавится блѣдность губъ.
Пышны и ярки одежды,
Въ волосахъ алмазный вѣнецъ.
А вглядись въ утомленныя вѣжды,
Ты узнаешь, что предъ тобой мертвецъ.
Но страсть, подчиненная платѣ,
Хороша въ огняхъ хрусталей;
Въ притворномъ ея ароматѣ
Дыханье желаннѣй полей.
И идутъ, идутъ въ опьяненьи
Отрѣшиться отъ жизни на часъ,
Вкусить отъ оковъ освобожденье
Подъ блескомъ обманныхъ глазъ.
В игре восторженность победы и борьбы,
В разврате искренность и слов и побуждений…
Мы дни и месяцы актеры и рабы,
Привет вам, о дворцы свободных откровений.
Когда по городу тени
Протянуты цепью железной,
Ряды безмолвных строений
Оживают, как призрак над бездной.
Загораются странные светы,
Раскрываются двери как зевы,
И в окнах дрожат силуэты
Под музыку и напевы.
Раскрыты дневные гробницы,
Выходит за трупом труп.
Загораются румянцем лица,
Кровавится бледность губ.
Пышны и ярки одежды,
В волосах алмазный венец.
А вглядись в утомленные вежды,
Ты узнаешь, что пред тобой мертвец.
Но страсть, подчиненная плате,
Хороша в огнях хрусталей;
В притворном ее аромате
Дыханье желанней полей.
И идут, идут в опьяненьи
Отрешиться от жизни на час,
Вкусить от оков освобожденье
Под блеском обманных глаз.
