Домчало насъ къ пристани въ часъ предвечерній,
Когда на столбахъ зажигался закатъ,
И волны старались плескаться размѣрнѣй
О плиты бассейновъ и сходы аркадъ.
Былъ берегъ таинственно пустъ и неслышенъ.
Во всей красотѣ златомраморныхъ стѣнъ,
Дворцами и храмами, легокъ и пышенъ,
Весь городъ вставалъ изъ прибоевъ и пѣнъ.
У пристани тихо качались галеры,
Какъ будто сейчасъ опустивъ паруса,
И видѣлись улицы, площади, скверы,
А дальше весь край занимали лѣса.
Но не было жизни и не было люда,
Закрытыя окна слагались въ ряды,
И только картины глядѣли оттуда…
И звукъ не сливался съ роптаньемъ воды.
Насъ лоцманъ не встрѣтилъ, гостей неизвѣстныхъ,
И намъ не пропѣла съ таможни труба,
И мы, проходя близъ галеръ многомѣстныхъ,
Узнали, что пусты онѣ какъ гроба.
Домчало нас к пристани в час предвечерний,
Когда на столбах зажигался закат,
И волны старались плескаться размерней
О плиты бассейнов и сходы аркад.
Был берег таинственно пуст и неслышен.
Во всей красоте златомраморных стен,
Дворцами и храмами, легок и пышен,
Весь город вставал из прибоев и пен.
У пристани тихо качались галеры,
Как будто сейчас опустив паруса,
И виделись улицы, площади, скверы,
А дальше весь край занимали леса.
Но не было жизни и не было люда,
Закрытые окна слагались в ряды,
И только картины глядели оттуда…
И звук не сливался с роптаньем воды.
Нас лоцман не встретил, гостей неизвестных,
И нам не пропела с таможни труба,
И мы, проходя близ галер многоместных,
Узнали, что пусты они как гроба.
