Я помню этотъ міръ, утраченный мной съ дѣтства,
Какъ сонъ непонятый и прерванный, какъ бредъ…
Я берегу его — единое наслѣдство
Мной пережитыхъ и забытыхъ лѣтъ.
Я помню формы, звуки, запахъ… О! и запахъ!
Амбары темные, огромные кули,
Подвалы подъ-поломъ, въ грудяхъ земли,
Со сходами, припрятанными въ трапахъ,
Картинки въ рамочкахъ на выцвѣтшей стѣнѣ,
Старинныя скамьи и прочныя конторки,
Сквозь пыльное окно какой то свѣтъ незоркій,
Лежащій безъ тѣней въ лѣнивой тишинѣ,
И запахъ надо всѣмъ, — нежалящіе когти
Вонзающій въ мечты, въ желанья, въ рѣчь, во все!
Быть можетъ, выросшій въ веревкахъ или дегтѣ,
Иль вползшій, какъ змѣя, въ безлюдное жилье,
Но царствующій здѣсь надъ всѣмъ житейскимъ складомъ,
Проникшій все насквозь, держащій все въ себѣ!
Я помню этот мир, утраченный мной с детства,
Как сон непонятый и прерванный, как бред…
Я берегу его — единое наследство
Мной пережитых и забытых лет.
Я помню формы, звуки, запах… О! и запах!
Амбары темные, огромные кули,
Подвалы подполом, в грудях земли,
Со сходами, припрятанными в трапах,
Картинки в рамочках на выцветшей стене,
Старинные скамьи и прочные конторки,
Сквозь пыльное окно какой-то свет незоркий,
Лежащий без теней в ленивой тишине,
И запах надо всем, — нежалящие когти
Вонзающий в мечты, в желанья, в речь, во все!
Быть может, выросший в веревках или дегте,
Иль вползший, как змея, в безлюдное жилье,
Но царствующий здесь над всем житейским складом,
Проникший все насквозь, держащий все в себе!
