Я — рабъ, и былъ рабомъ покорнымъ
Прекраснѣйшей изъ всѣхъ царицъ.
Предъ взоромъ, пламеннымъ и чернымъ,
Я молча повергался ницъ.
Я лобызалъ ея сандалій
Слѣды на утреннемъ пескѣ.
Меня мечтанья опьяняли,
Когда царица шла къ рѣкѣ.
И разъ — мой взоръ, сухой и страстный,
Я удержать въ пыли не могъ,
И онъ скользнулъ къ лицу прекрасной,
И очи бѣгло ей обжегъ…
И вздрогнула она отъ гнѣва.
Казнь — оскорбителямъ святынь!
И вдаль пошла — среди напѣва
За ней толпившихся рабынь.
Я — раб, и был рабом покорным
Прекраснейшей из всех цариц.
Пред взором, пламенным и черным,
Я молча повергался ниц.
Я лобызал ее сандалий
Следы на утреннем песке.
Меня мечтанья опьяняли,
Когда царица шла к реке.
И раз — мой взор, сухой и страстный,
Я удержать в пыли не мог,
И он скользнул к лицу прекрасной,
И очи бегло ей обжег…
И вздрогнула она от гнева.
Казнь — оскорбителям святынь!
И вдаль пошла — среди напева
За ней толпившихся рабынь.
