тораго всякое другое упражненіе мало-полезно, между тѣмъ какъ оно само имѣетъ обѣтованіе жизни настоящей и будущей (1 Тим. IV, 8). Это и есть одно самое необходимое (Лук. X), 42),—искіе царства Божія; и если кто будетъ пещись объ этомъ, то все другое приложится ему (Матѳ. VI, 33). Но опасна также и отсрочка, ибо если нѣжныя созданія не будутъ исполняться любовью къ Богу, то позже, среди треволненій жизни, которая проводится безъ вниманія къ божественному промыслу,—весьма легко само собою можетъ проникнуть въ нихъ равнодушное неуваженіе къ Божеству и даже такой образъ мыслей, который впослѣдствіи—у однихъ съ большимъ трудомъ, а у многихъ и никогда не можетъ быть уничтоженъ. Самъ пророкъ, оплакивая ужасающую порчу безбожія въ своемъ народѣ, восклицаетъ: «Никто не остался въ сторонѣ, кого бы Богъ могъ научить, кромѣ младенцевъ, отторженныхъ отъ сосца, т. е. малолѣтнихъ дѣтей» (Ис. XXVIII, 9). О другихъ говоритъ другой пророкъ, что они не могли бы быть исправлены, чтобы творить благое, потому что привыкли къ злу (Іерем. XIII, 23).
11) II. Начиная съ перваго употребленія глазъ, языка, рукъ, ногъ, дѣти должны взирать на небо, поднимать руки, называть Бога и Христа, предъ невидимымъ величествомъ Божіимъ преклонять колѣна и научаться бояться его. Для этого маленькія дѣти не такъ непонятливы, какъ представляютъ себѣ нѣкоторые, не обращающіе тщательнаго вниманія на то, какъ велика необходимость для насъ отрываться отъ зла, отъ міра и отъ насъ самихъ,—весьма нерадиво исполняющіе столь важное дѣло. Разумѣется, сначала дѣти не понимаютъ того, что дѣлаютъ они,—дѣти, въ которыхъ еще слабо употребленіе разума; но въ томъ-то и сила прежде всего, чтобъ они знали, что должны дѣлать то, чему ежедневнымъ повтореніемъ научаются. Ибо, послѣ того, какъ они, упражняясь, научились, что они должны дѣлать,—будетъ легче вселить въ нихъ—что вслѣдъ за тѣмъ слѣдуетъ, то-есть—чтобъ они начали усматривать: что, почему и какъ это происходитъ правильно. Всѣ первенцы, опредѣляетъ Богъ въ законѣ, должны быть посвящаемы Ему: итакъ, почему же и первенцы нашего мышленія, нашей рѣчи, нашихъ движеній и дѣйствій не должны подвергнуться тому же?
