такое же различіе, какое мы замѣчаемъ между прежде употребительнымъ искусствомъ размноженія книгъ посредствомъ пера—и между впослѣдствіи изобрѣтеннымъ и нынѣ повсемѣстно употребительнымъ—книгопечатаніемъ. Именно, какъ искусство книгопечатанія, хотя оно труднѣе, дороже и утомительнѣе письма,—значительно удобнѣе для копировки книгъ—болѣе скорой, вѣрной и красивой: такъ точно и эта новая метода, хотя вначалѣ она и можетъ поразить различными трудностями, однако даетъ мозможность обучать заразъ гораздо большее число учениковъ и въ то же время съ болѣе вѣрнымъ успѣхомъ и съ большимъ удовольствіемъ, чѣмъ это бываетъ при обыкновенной безметодности (ἀμεϑοδεια).
3) Можно легко вообразить себѣ, какъ мало пригодной могла показаться попытка перваго изобрѣтателя шрифта въ сравненіи съ принятымъ тогда, столь свободнымъ и искусснымъ, употребленіемъ пера; но дѣйствительность показала, какія огромныя выгоды принесло съ собою это изобрѣтеніе. Ибо, вопервыхъ, два молодыхъ человѣка съ помощію книгопечатнаго станка могутъ изготовить въ теченіе извѣстнаго времени больше экземпляровъ одной книги, чѣмъ, можетъ быть, двѣсти человѣкъ напишутъ въ то же время перомъ. Далѣе, рукописнымъ способомъ изготовленныя книги всегда различались одна отъ другой, и по числу листовъ, и по формѣ страницъ, и по положенію линій; печатныя же сходны одна съ другой до малѣйшей мелочи, какъ одно яйцо подобно другому, и при томъ схожи всѣ экземпляры,—что составляетъ значительное изящество. Втретьихъ, правильно-ли написаны рукописныя книги или нѣтъ, остается неизвѣстнымъ, такъ какъ онѣ, ни всѣ вмѣстѣ, ни каждая отдѣльно, не провѣряются тщательно, не сравниваются съ оригиналомъ и не исправляются, чего невозможно было бы достигнуть безъ огромнѣйшаго труда и отвращенія. Въ печатныхъ же книгахъ, если одинъ экземпяръ исправленъ отъ ошибокъ, то и всѣ остальные, хотя бы ихъ было тысячи, стали чрезъ ту же корректуру безошибочны, что несвѣдущимъ въ искусствѣ печатанія хотя и можетъ показаться невѣроятнымъ, однако тѣмъ не менѣе вполнѣ справедливо. Вчетвертыхъ, для письма годится не всякая бумага, но только болѣе крѣпкая, на которой бы не
