6. Но и въ каждомъ изъ этихъ моментовъ развитія человѣка есть также строгая постепенность. Ибо и познаніе вещей раскрывается постепенно, какъ изъ глубокаго мрака ночи разливается сіяніе утренней зари, и безпрерывно, во все продолженіе жизни, прибавляется все болѣе и болѣе свѣта (развѣ уже кто совершенно обратится въ животное (omnino brutescat), и такъ до самой смерти. Такимъ же образомъ съ самаго начала наши дѣйствія скудны, слабы, грубы и весьма безпорядочны; но потомъ мало-по-малу, вмѣстѣ съ силами тѣла, развиваются также и лучшія душевныя качества, такъ что въ продолженіи цѣлой жизни (если только въ теченіе ея не овладѣетъ кѣмъ крайнее тупоуміе и заживо его не похоронитъ), мы не имѣемъ недостатка въ предметахъ дѣятельности, предпріятій и усилія; и все это въ душѣ благородной безконечно стремится выше, не имѣя границъ. Ибо въ настоящей нашей жизни не найти никогда предѣла желаніямъ и стремленіямъ человѣка.
7. Куда бы кто ни обратился, всюду опытъ говоритъ тоже самое. Если бы кто-нибудь отдался пріобрѣтенію силы и богатствъ, то онъ не нашелъ бы возможности удовлетворить въ этомъ отношеніи свою жажду, если бы онъ даже обладалъ цѣлымъ свѣтомъ, какъ это показываетъ намъ примѣръ Александра Македонскаго. Если кѣмъ овладѣла страсть къ почестямъ, тотъ не нашелъ бы покоя, хотя бы ему поклонялся цѣлый свѣтъ. Если бы кто предался сладострастію, то хотя бы потоки наслажденій (delitiarum flumina) пресыщали всѣ его чувства, скорѣе послѣднія притупились бы, но похоть то къ одному, то къ другому наслажденію все возрастала бы. Если бы кто направилъ свой умъ на изученіе мудрости,—то онъ также не нашелъ бы конечнаго предѣла своему стремленію; ибо чѣмъ болѣе кто получаетъ познаній, тѣмъ болѣе сознаетъ онъ, сколь многаго ему еще недостаетъ. Справедливо говоритъ Соломонъ, что не насытится око зрѣніемъ, не наполнится ухо слышаніемъ. (Эклез. I, 8).
8. Но что и смерть не проводитъ предѣльной черты для нашего бытія,—тому научаютъ примѣры умирающихъ. Ибо кто хорошо провелъ здѣсь свою жизнь, тотъ радуется, что ему предстоитъ перейти въ лучшую; тѣ же, кто сильно привязался къ настоящей жизни, при сознаніи необходимости
