Мѣшокъ едва не выпалъ изъ рукъ Паспарту, какъ будто двадцать тысячъ фунтовъ были золотомъ и страшно много вѣсили.
Тогда господинъ и слуга сошли съ лѣстницы, и дверь на улицу заперта была двойнымъ замкомъ.
На углу Савилль-Роу стояли экипажи. Мистеръ Фоггъ съ своимъ слугой сѣли въ кэбъ, быстро направившійся въ Чарингъ-Кроссъ, къ которому примыкала одна изъ вѣтвей Юго-Восточной желѣзной дороги.
Въ тринадцать минутъ одиннадцатаго кэбъ остановился у рѣшетки станціи. Паспарту спрыгнулъ на землю. За нимъ послѣдовалъ его гослодинь и расплатился съ кучеромъ. Въ эту минуту бѣдная нищенка, державшая за руку ребенка, стоя босыми ногами въ грязи, въ оборванной шляпѣ съ жалкимъ перомъ на головѣ, и въ дырявой шали поверхъ лохмотьевъ, подошла къ мистеру Фоггу и попросила у него милостыни. Филеасъ Фоггъ вынулъ изъ кармана двадцать гиней, только-что выигранныхъ имъ въ вистъ, и подалъ нищей, говоря ей: „Возьмите, добрая женщина, я радъ что встрѣтилъ васъ.“ Затѣмъ онъ пошелъ дальше. Паспарту почувствовалъ что глаза его какъ будто увлажились. Онъ почувствовалъ нѣжность къ своему господину.
Мистеръ Фогъ и Паспарту тотчасъ вошли въ большую залу станціи. Тамъ Филеасъ Фоггъ приказалъ Паспарту взять два билета перваго класса въ Парижъ. Затѣмъ, обернувшись назадъ, онъ увидалъ пятерыхъ своихъ товарищей по клубу.
— Господа, я уѣзжаю, сказалъ онъ, — и различныя визы приложенныя къ паспорту, который я беру съ собой, позволятъ вамъ, по возвращеніи моемъ, провѣрить мой путь.
— О, г. Фоггъ, отвѣчалъ вѣжливо Готье Ральфъ, — это безполезно. Мы полагаемся на вашу честь джентльмена.
— Такъ все-таки лучше, сказалъ г. Фоггъ.
— Вы не забыли что вы должны возвратиться...? замѣтилъ Андру Стюартъ....
— Черезъ восемьдесятъ дней, отвѣчалъ г. Фоггъ, въ субботу 21го декабря 1872 года, въ тридцать пять минутъ одиннадцатаго вечера. До свиданья, господа.
Въ половинѣ одиннадцатаго Филеасъ Фоггъ и его слуга заняли мѣста въ одномъ и томъ же купе. Въ 35 минутъ одиннадцатаго раздался свистокъ, и поѣздъ двинулся. Ночь была темная. Шелъ мелкій дождь. Филеасъ Фоггъ, прижавшись въ уголъ, не говорилъ ни слова. Паспарту, еще не опомнившійся,