— Завтра, прибавилъ капитанъ вставая, завтра въ два часа и сорокъ минутъ вечера „Наутилусъ“ всплыветъ и безъ всякихъ поврежденій покинетъ Торресовъ проливъ.
Сказавъ эти слова, капитанъ слегка поклонился. Это былъ знакъ, что мнѣ пора убираться, и и возвратился въ свою комнату.
Тутъ я нашелъ Консейля, желавшаго знать результатъ моего свиданія съ капитаномъ.
— Что жъ капитанъ сказалъ ихъ чести? спросилъ Консейль.
— Мой почтеннѣйшій, отвѣчалъ я: когда я сказалъ капитану, что „Наутилусу“ угрожаетъ опасность, онъ скорчилъ очень ироническую гримасу и отвѣчалъ мнѣ довольно небрежно. Остается одно — довѣриться ему и спокойно почивать!
— Я не понадоблюсь ихъ чести?
— Нѣтъ, мой другъ. А что дѣлаетъ Недъ Лендъ?
— Недъ Лендъ, съ позволенія ихъ чести, приготовляетъ пастетъ изъ кенгуру, отвѣчалъ Консейль. Онъ говоритъ, что пастетъ этотъ будетъ диковинный.
Оставшись одинъ, я легъ спать; но спалъ довольно худо. Я слышалъ какъ дикари толпились на платформѣ и время отъ времени оглушительно вскрикивали. Такимъ образомъ прошла ночь; экипажъ „Наутилуса“ не вышелъ изъ своей обычной неподвижности. Его также мало безпокоило присутствіе людоѣдовъ, какъ мало безпокоютъ солдатъ въ блиндированномъ фортѣ муравьи, которые ползутъ на блинды.
Въ шесть часовъ я проснулся и всталъ. Филенки не были отворены. Воздухъ не былъ перемѣненъ; но добавочные резервуары доставляли нѣсколько кубическихъ метровъ кислорода для обѣднѣвшей атмосферы „Наутилуса“.
До двѣнадцати часовъ я работалъ въ своей комнатѣ; капитанъ не показывался. На суднѣ, казалось, не дѣлалось никакихъ приготовленій къ отъѣзду.
Подождавъ еще нѣсколько времени, я вышелъ въ залу. Часы показывали половину третьяго. Черезъ десять минутъ волны должны были достигнуть предѣла своей высоты, и если только капитанъ обѣщалъ не опрометчиво, то „Наутилусъ“ поднимется. Если же, напротивъ, ожиданіе это не исполнится, то пройдетъ много мѣсяцевъ, пока онъ покинетъ свое кораловое ложе.
