останавливались позднею ночью. Солдаты, изнуренные усталостію, бивуака не строили, а мы для себя покрывали только лафеты кожами, прятались туда отъ дождя и тамъ спали. У нашего штабсъ-капитана былъ собственный человѣкъ, плотный мущина и важной наружности. Всѣ наши деньщики были у него подъ командой и на немъ лежала обязанность строить для насъ помѣщеніе и распоряжаться столомъ. Это былъ человѣкъ очень добрый и усердный. Онъ былъ дотого привязанъ къ намъ, молодымъ офицерамъ, что даже заботился о нашемъ бѣльѣ и за всѣмъ тѣмъ былъ предметомъ всегдашнихъ нашихъ шутокъ; правда, что при случаѣ онъ и самъ умѣлъ ловко шутить надъ нами. Денегъ у насъ почти ни у кого не было; водились—только у штабсъ-капитана и хотя онъ не жалѣлъ ихъ и готовъ былъ дѣлиться съ нами, но мы были довольно совѣстливы и не употребляли во зло его щедрости. Дядька нашъ (такъ мы звали его человѣка) обыкновенно по дорогѣ отправлялся въ селеніе или мѣстечко чего-нибудь купить, но приносилъ—и то рѣдко—свѣжаго ржанаго хлѣба и еще рѣже—бѣлаго.
Вообще походъ нашего корпуса отъ Лиды до Двины былъ самый иррегулярный. Хотя мы шли и цѣлымъ корпусомъ, но не слишкомъ большой массой и по мѣстамъ, гдѣ еще никто не проходилъ, а потому могли доставать кое-что и изъ провизіи. Овесъ у насъ скоро вышелъ и кормили лошадей кошеннымъ. Хотя такой кормъ и неслишкомъ питателенъ, но какъ лошади до того времени были въ хорошемъ состояніи, то мы дошли до Двины безъ всякой остановки и безъ изнуренія ихъ. Забота о продовольствіи людей и лошадей лежала единственно на ротномъ командирѣ; намъ совершенно не было до этого никакого дѣла. Вообще мы этотъ походъ переносили довольно равнодушно; одна была забота поѣсть и выспаться. Всѣ сознавались, что каждаго одолѣвалъ сонъ. Какъ пройдутъ, бывало, цѣлую ночь, то всѣ чувствуютъ
