вожделеннымъ счастіемъ зрѣть у себя угощаемую ими августейшую особу, которая души и сердца ихъ наполняетъ».
Читая это, не верится, чтобы такъ могли выражаться въ то время, когда уже писали Карамзинъ и Дмитріевъ.
За баломъ московскаго дворянства начали давать балы въ честь императорской фамиліи и частныя лица. Это было нововведеніемъ. Прежде частные балы почти никогда не посещались императорскою фамиліею. Вотъ перечень этихъ баловъ:
— 28-го декабря у генерал-губернатора графа Тормазова.
— 7-го января 1818 года у (графа) Степана Степановича Апраксина.
— 9-го у княгини Прозоровской.
— 23-го у графини Орловой-Чесменской.
— 10-го февраля у Петра Александровича Кологривова.
Всѣ эти балы начинались въ 8 часовъ. Приглашенныхъ было около 600 человѣкъ. Обыкновенно передъ выѣздомъ великой княгини на балъ, я приходилъ въ Троицкое подворье, получалъ отъ камердинера флаконъ съ нюхательнымъ спиртомъ и духами, перемѣненныя перчатки и носовые платки, размѣщалъ все это по карманамъ и отправлялся въ домъ, гдѣ былъ назначенъ балъ. Тамъ, въ пріемной, встрѣчалъ я великаго князя и великую княгиню, принималъ ея шаль, которую укладывалъ на руку и слѣдовалъ за ними въ бальную залу.
Великая княгини любила танцы. Всѣ восхищались ея юностью и миловидностью, граціей ея движеній и прелестнымъ, стройнымъ станомъ, къ которому такъ шелъ бальный нарядъ того времени. Любопытныя московскія дамы окружали меня, однѣ просили пощупать шаль великой княгини, другія — посмотрѣть ея носовой платокъ. Разспросы о ея туалетѣ, о ея занятіяхъ сыпались со всѣхъ сторонъ. Но мнѣ часто приходилось досадовать на любопытство и разспросы хорошенькихъ московскихъ дамъ, мѣшавшихъ мнѣ слѣдить за великой княгиней, чтобъ не пропустить ея призывнаго знака.
Танцы того времени были не разнообразны. Польскій, замѣнившій минуэтъ, продолжался довольно долго и повторялся для отдыха нѣсколько разъ во время бала. Потомъ шелъ круглый польскій съ вальсомъ, экосезъ, самый продолжительный и веселый изъ тогдашнихъ танцевъ, гавотъ и опять польскій. Во время танцевъ дамы не садились, танцевали только изъ удовольствія потанцовать и выказать свое хореграфическое искуство. Нѣтъ сомнѣнія, что оно было выше нынѣшняго.
Я помню придворные балы въ началѣ царствованія императора Николая, когда только что появилась французская кадриль со всѣми присущими ей па. Танцовать ее умѣли не болѣе восьми кавалеровъ. Когда начиналась такая кадриль, въ которой всегда участвовала императрица, присутствующіе тѣснились вокругъ, чтобы полюбоваться искуствомъ и граціей танцующихъ. Теперь въ ней можетъ участвовать каждый, даже и неумѣющій танцовать.
20-го февраля было открытіе памятника Минину и Пожарскому. Освобожденіе Россіи отъ французского нашествія воскресило воспоминаніе объ освобожденіи Россіи отъ поляковъ. Эти два знаменательныя событія, раздѣленныя двумя столѣтіями, имѣли для исторической жизни Россіи одинаково важное значеніе. Государь хотѣлъ ихъ сблизить въ воспоминаніи. Въ одно и тоже время онъ заложилъ храмъ Спасителя и открылъ памятникъ Минину и Пожарскому. Оба памятника должны были вызывать: одно чувство — благодарность къ Богу, одну мысль о славѣ Россіи.
На Красной площади были собраны отряды гвардии. Государь выѣхалъ верхомъ изъ Никольскихъ воротъ, черезъ нѣсколько минутъ выѣхала изъ Спаскихъ воротъ придворная парадная карета, въ которой сидѣли обѣ императрицы и великая княгиня. Дежурные камер-пажи слѣдовали за нею. Когда карета показалась на площади, строеніе, скрывавшее памятникъ, рушилось. Раздались звуки національнаго англійскаго гимна, который былъ тогда и нашимъ. Крики ура! сопровождали карету императрицы, пока она не остановилась у памятника, затѣмъ государь, отдавъ честь памятнику, мимо императрицы пропустилъ войска.
Черезъ два дня, 22-го февраля, государь выѣхалъ въ Варшаву.
Съ отъѣздомъ государя прекратились всѣ празднества и торжества. Вдовствующая императрица ежедневно посѣщала свои заведенія; часто ей сопутствовала великая княгиня. Фамильный столъ чаще сталъ замѣняться столомъ съ гостями. Императрица лю-
вожделенным счастием зреть у себя угощаемую ими августейшую особу, которая души и сердца их наполняет».
Читая это, не верится, чтобы так могли выражаться в то время, когда уже писали Карамзин и Дмитриев.
За балом московского дворянства начали давать балы в честь императорской фамилии и частные лица. Это было нововведением. Прежде частные балы почти никогда не посещались императорскою фамилиею. Вот перечень этих балов:
— 28 декабря у генерал-губернатора графа Тормасова.
— 7 января 1818 года у (графа) Степана Степановича Апраксина.
— 9-го у княгини Прозоровской.
— 23-го у графини Орловой-Чесменской.
— 10 февраля у Петра Александровича Кологривова.
Все эти балы начинались в восемь часов. Приглашенных было около 600 человек. Обыкновенно перед выездом великой княгини на бал я приходил в Троицкое подворье, получал от камердинера флакон с нюхательным спиртом и духами, перемененные перчатки и носовые платки, размещал все это по карманам и отправлялся в дом, где был назначен бал. Там, в приемной, встречал я великого князя и великую княгиню, принимал ее шаль, которую укладывал на руку, и следовал за ними в бальную залу.
Великая княгини любила танцы. Все восхищались ее юностью и миловидностью, грацией ее движений и прелестным, стройным станом, к которому так шел бальный наряд того времени. Любопытные московские дамы окружали меня, одни просили пощупать шаль великой княгини, другие — посмотреть ее носовой платок. Расспросы о ее туалете, о ее занятиях сыпались со всех сторон. Но мне часто приходилось досадовать на любопытство и расспросы хорошеньких московских дам, мешавших мне следить за великой княгиней, чтоб не пропустить ее призывного знака.
Танцы того времени были не разнообразны. Польский, заменивший менуэт, продолжался довольно долго и повторялся для отдыха несколько раз во время бала. Потом шел круглый польский с вальсом, экосез, самый продолжительный и веселый из тогдашних танцев, гавот и опять польский. Во время танцев дамы не садились, танцевали только из удовольствия потанцевать и выказать свое хореографическое искусство. Нет сомнения, что оно было выше нынешнего.
Я помню придворные балы в начале царствования императора Николая, когда только что появилась французская кадриль, со всеми присущими ей па. Танцевать ее умели не более восьми кавалеров. Когда начиналась такая кадриль, в которой всегда участвовала императрица, присутствующие теснились вокруг, чтобы полюбоваться искусством и грацией танцующих. Теперь в ней может участвовать каждый, даже и не умеющий танцевать.
20 февраля было открытие памятника Минину и Пожарскому. Освобождение России от французского нашествия воскресило воспоминание об освобождении России от поляков. Эти два знаменательные события, разделенные двумя столетиями, имели для исторической жизни России одинаково важное значение. Государь хотел их сблизить в воспоминании. В одно и то же время он заложил Храм Спасителя и открыл памятник Минину и Пожарскому. Оба памятника должны были вызывать одно чувство — благодарность к богу, одну мысль о славе России.
На Красной площади были собраны отряды гвардии. Государь выехал верхом из Никольских ворот, через несколько минут выехала из Спасских ворот придворная парадная карета, в которой сидели обе императрицы и великая княгиня. Дежурные камер-пажи следовали за нею. Когда карета показалась на площади, строение, скрывавшее памятник, рушилось. Раздались звуки национального английского гимна, который был тогда и нашим. Крики ура! сопровождали карету императрицы, пока она не остановилась у памятника, затем государь, отдав честь памятнику, мимо императрицы пропустил войска.
Через два дня, 22 февраля, государь выехал в Варшаву.
С отъездом государя прекратились все празднества и торжества. Вдовствующая императрица ежедневно посещала свои заведения; часто ей сопутствовала великая княгиня. Фамильный стол чаще стал заменяться столом с гостями. Императрица лю-
