слѣ которыхъ была и вдова кн. Гагарина, убитаго при выступлении нашихъ войскъ изъ города. Не менѣе страдалъ и Багговутъ, такъ внезапно разлученный съ любимою женою. Его письма къ женѣ дышатъ юношескою свѣжестью и восторженностью шиллеровской эпохи. Въ нихъ онъ изливаетъ свою скорбь и любовь, упрекаетъ себя въ томъ, что сдѣлалъ ее несчастною, вырвавъ изъ семейства и лишивъ перваго блага жизни — свободы. Онъ хлопоталъ и старался освободить ее изъ плѣна; писалъ два раза къ генералу Костюшкѣ, умоляя его освободить жену и княгиню Гагарину — и даже предлагалъ въ замѣнъ ихъ испросить у главнокомандующего освобожденія двухъ плѣнныхъ капитановъ польской службы. Но все было напрасно и наши дамы оставались плѣнницами поляковъ до Суворовскаго штурма.
«Нельзя себѣ вообразить, — разсказывала впослѣдствіи Елисавета Яковлевна, — что перестрадала я во время этого штурма; а онъ длился и длился, казалось, безъ конца. Пушечные выстрѣлы напоминали мнѣ объ опасности моего мужа, который былъ въ арміи Суворова — и я заливалась слезами. Неистовые вопли толпы подъ нашими окнами и грозные взгляды нашихъ стражей осушали на минуту эти слезы и я трепетала уже за себя, припоминая всѣ ужасы тогдашнихъ парижскихъ событій. Наконецъ, послѣ долгихъ мучительныхъ часовъ, пушечная пальба утихла, стража исчезла, водворилась тишина, прерываемая только вздохами и молитвами бывшихъ со мною женщинъ. Тутъ я внезапно очнулась, вскочила, набросила на себя первый попавшійся мнѣ подъ руку платокъ и выбѣжала изъ за̀мка».
Багговутъ, послѣ кроваваго штурма, бросился въ Варшаву отыскивать свою жену. На Прагскомъ мосту встрѣтились и обнялись супруги.
Воцареніе Павла застало Багговута генераломъ и командиромъ 4-го егерскаго полка. Онъ квартировалъ въ какомъ-то небольшомъ городкѣ въ Литвѣ.
«Страшное это было время, — говорила Елисавета Яковлевна, — каждый разъ, услыша почтовый колокольчикъ, мы приходили въ тревогу, умолкали, блѣднѣли и прислушивались. Когда колокольчикъ замиралъ вдалекѣ, мы, улыбаясь, взглядывали другъ на друга, какъ-будто что-то страшное пронеслось мимо и радовались, что успѣли уклониться отъ чего-то грознаго, рокового».
Но однажды зловѣщій почтовый колокольчикъ умолкъ у самой квартиры Багговута. Входитъ новый полковой командиръ съ императорскимъ указомъ, что Багговутъ отставленъ отъ службы. За что? Никто не зналъ — да тогда этого и не спрашивали. Тогда воля Павла была тоже, что непостижимая судьба. Она нежданно, внезапно иныхъ возвышала, другихъ уничтожала. Это былъ фатумъ древнихъ — неумолимый, безпричинный.
Елисавета Яковлевна продала свой гардеробъ, свои дорогія вещи, которыхъ было немного. Багговутъ сдалъ полкъ, расплатился съ долгами и молодая чета, въ жидовской бричкѣ, налегкѣ отправилась въ Гомель. Фон-Фокъ пріютилъ ихъ и назначилъ зятя своего, Багговута управляющимъ однимъ изъ фольварковъ гомельскаго имѣнія. Тутъ, вблизи своего семейства, Елисавета Яковлевна и ея мужъ отдохнули и оправились отъ постигшаго ихъ такъ неожиданно удара. А ударъ этотъ былъ слѣдствіемъ ошибки. Багговутъ, вступивъ въ русскую службу, отбросилъ окончаніе своей фамиліи и сталъ называться просто Багго. Такъ онъ подписывался и на письмахъ къ женѣ и на офиціальныхъ бумагахъ до вторичнаго поступленія на службу и только подъ этой фамиліей былъ извѣстенъ. Въ одно время съ Багговутомъ другимъ егерскимъ полкомъ командовалъ генералъ Балла, убитый также въ отечественную войну подъ Смоленскомъ. Этотъ генералъ представилъ къ производству въ офицеры своихъ подпрапорщиковъ, упустивъ изъ виду, по незнанію или невниманію, недавно отданное повелѣніе Павла, чтобы впредь всѣхъ унтер-офицеровъ изъ дворянъ именовать не подпрапорщиками, а юнкерами. Ошибся-ли докладчикъ представленіемъ или самъ императоръ ошибочно прочелъ фамилію, вспомнивъ ту, которая была ему болѣе извѣстна, такъ какъ сестра Карла Ѳедоровича Багговутъ, Юлія Ѳедоровна Адлербергъ, находилась тогда при малолѣтнихъ в. кн. Николаѣ и Михаилѣ, но дѣло въ томъ, что вина генерала Балла пала всею тяжестью на неповиннаго генерала Багго. Такое явное неисполненіе высочайшаго указа прогнѣвило Павла — и онъ, по обыкновенію своему, вспыльчивый и скорый, не ожидая справокъ и объясненій, на томъ же представленіи написалъ собственноручно резолюцію: «генерала Багго отставить». Противъ рѣшеній Павла не могло быть опровержений и виновный въ случайной замѣнѣ двухъ однозвучныхъ фамилій, если онъ
сле которых была и вдова кн. Гагарина, убитого при выступлении наших войск из города. Не менее страдал и Багговут, так внезапно разлученный с любимою женою. Его письма к жене дышат юношескою свежестью и восторженностью шиллеровской эпохи. В них он изливает свою скорбь и любовь, упрекает себя в том, что сделал ее несчастною, вырвав из семейства и лишив первого блага жизни — свободы. Он хлопотал и старался освободить ее из плена; писал два раза к генералу Костюшке, умоляя его освободить жену и княгиню Гагарину — и даже предлагал взамен их испросить у главнокомандующего освобождения двух пленных капитанов польской службы. Но все было напрасно и наши дамы оставались пленницами поляков до Суворовского штурма.
«Нельзя себе вообразить, — рассказывала впоследствии Елисавета Яковлевна, — что перестрадала я во время этого штурма; а он длился и длился, казалось, без конца. Пушечные выстрелы напоминали мне об опасности моего мужа, который был в армии Суворова, — и я заливалась слезами. Неистовые вопли толпы под нашими окнами и грозные взгляды наших стражей осушали на минуту эти слезы, и я трепетала уже за себя, припоминая все ужасы тогдашних парижских событий. Наконец, после долгих мучительных часов пушечная пальба утихла, стража исчезла, водворилась тишина, прерываемая только вздохами и молитвами бывших со мною женщин. Тут я внезапно очнулась, вскочила, набросила на себя первый попавшийся мне под руку платок и выбежала из замка».
Багговут после кровавого штурма бросился в Варшаву отыскивать свою жену. На Пражском мосту встретились и обнялись супруги.
Воцарение Павла застало Багговута генералом и командиром 4-го егерского полка. Он квартировал в каком-то небольшом городке в Литве.
«Страшное это было время, — говорила Елисавета Яковлевна, — каждый раз, услыша почтовый колокольчик, мы приходили в тревогу, умолкали, бледнели и прислушивались. Когда колокольчик замирал вдалеке, мы, улыбаясь, взглядывали друг на друга, как будто что-то страшное пронеслось мимо и радовались, что успели уклониться от чего-то грозного, рокового».
Но однажды зловещий почтовый колокольчик умолк у самой квартиры Багговута. Входит новый полковой командир с императорским указом, что Багговут отставлен от службы. За что? Никто не знал — да тогда этого и не спрашивали. Тогда воля Павла была то же, что непостижимая судьба. Она нежданно, внезапно иных возвышала, других уничтожала. Это был фатум древних — неумолимый, беспричинный.
Елисавета Яковлевна продала свой гардероб, свои дорогие вещи, которых было немного. Багговут сдал полк, расплатился с долгами и молодая чета в жидовской бричке налегке отправилась в Гомель. Фон Фок приютил их и назначил зятя своего, Багговута, управляющим одним из фольварков гомельского имения. Тут, вблизи своего семейства, Елисавета Яковлевна и ее муж отдохнули и оправились от постигшего их так неожиданно удара. А удар этот был следствием ошибки. Багговут, вступив в русскую службу, отбросил окончание своей фамилии и стал называться просто Багго. Так он подписывался и на письмах к жене и на официальных бумагах до вторичного поступления на службу и только под этой фамилией был известен. В одно время с Багговутом другим егерским полком командовал генерал Балла, убитый также в Отечественную войну под Смоленском. Этот генерал представил к производству в офицеры своих подпрапорщиков, упустив из виду, по незнанию или невниманию, недавно отданное повеление Павла, чтобы впредь всех унтер-офицеров из дворян именовать не подпрапорщиками, а юнкерами. Ошибся ли докладчик представлением или сам император ошибочно прочел фамилию, вспомнив ту, которая была ему более известна, так как сестра Карла Федоровича Багговут, Юлия Федоровна Адлерберг, находилась тогда при малолетних в. кн. Николае и Михаиле, но дело в том, что вина генерала Балла пала всею тяжестью на неповинного генерала Багго. Такое явное неисполнение высочайшего указа прогневило Павла — и он, по обыкновению своему вспыльчивый и скорый, не ожидая справок и объяснений, на том же представлении написал собственноручно резолюцию: «Генерала Багго отставить». Против решений Павла не могло быть опровержений и виновный в случайной замене двух однозвучных фамилий, если он
