наго имъ клада. Онѣ могли быть даже полезны ему, потому что крикомъ своимъ предупредили бы его о приближеніи человѣка.
Правда, такихъ смѣльчаковъ, которые дерзнули бы приблизиться къ сокровищамъ горнаго духа, не появлялось больше съ тѣхъ поръ, какъ онъ проучилъ однажды двухъ дровосѣковъ, забравшихся въ его владѣнія: одного придавилъ срубленнымъ деревомъ, другого—обрушенной на него скалой.
Тѣмъ не менѣе грозный духъ не переставалъ опасаться человѣка; онъ предчувствовалъ, что рано или поздно люди выживутъ его изъ насиженнаго гнѣзда и завладѣютъ всѣми богатствами, которыя онъ попряталъ въ землѣ…
Далеко-далеко отъ Уральскихъ горъ и отъ Нейвы, за тридевять земель, въ тридевятомъ царствѣ, у одного мудраго и радѣющаго о своемъ народѣ царя родился сынъ такой несказанной красоты, что никто не могъ смотрѣть на него безъ восхищенія. Росъ царевичъ, росла и красота его. И когда онъ достигъ совершеннолѣтія, красота его ослѣпляла всѣхъ, какъ солнце. Кто ни взглянетъ на него, тотъ и бѣжитъ за нимъ и не можетъ оторвать очарованныхъ глазъ своихъ, объ одномъ только и помышляя, какъ бы вѣчно любоваться на такую красоту. Идетъ царевичъ полемъ, земледѣльцы бросаютъ бороны и сохи и бѣгутъ за нимъ слѣдомъ; идетъ городомъ, купцы бросаютъ свои лавки, чиновники—свои дѣловыя бумаги, какія бы спѣшныя онѣ ни были, и тоже бѣгутъ за царевичемъ. А молодицы и красныя дѣвицы, какъ завидятъ его изъ теремовъ своихъ, такъ прямо изъ оконъ на улицу и выбрасываются. Всѣмъ-то хочется хоть разокъ одинъ заглянуть царевичу въ лицо, поймать его свѣтлый взоръ.
Только ни на кого не обращалъ онъ вниманія, и ни къ кому изъ людей не лежало его сердце. Всѣ ему были противны. Видя кругомъ одно поклоненіе своей красотѣ, онъ сталъ презирать людей; и, вѣчно окруженный ихъ толпой, чувствовалъ себя одинокимъ и несчастнымъ.
Сильно запечалился старый царь, видя, сколько бѣдствій доставила людямъ красота его сына, и сколько огорченія принесла она самому царевичу;
ного им клада. Они могли быть даже полезны ему, потому что криком своим предупредили бы его о приближении человека.
Правда, таких смельчаков, которые дерзнули бы приблизиться к сокровищам горного духа, не появлялось больше с тех пор, как он проучил однажды двух дровосеков, забравшихся в его владения: одного придавил срубленным деревом, другого — обрушенной на него скалой.
Тем не менее грозный дух не переставал опасаться человека; он предчувствовал, что рано или поздно люди выживут его из насиженного гнезда и завладеют всеми богатствами, которые он попрятал в земле…
Далеко-далеко от Уральских гор и от Нейвы, за тридевять земель, в тридевятом царстве, у одного мудрого и радеющего о своем народе царя родился сын такой несказанной красоты, что никто не мог смотреть на него без восхищения. Рос царевич, росла и красота его. И когда он достиг совершеннолетия, красота его ослепляла всех, как солнце. Кто ни взглянет на него, тот и бежит за ним и не может оторвать очарованных глаз своих, об одном только и помышляя, как бы вечно любоваться на такую красоту. Идет царевич полем, земледельцы бросают бороны и сохи и бегут за ним следом; идет городом, купцы бросают свои лавки, чиновники — свои деловые бумаги, какие бы спешные они ни были, и тоже бегут за царевичем. А молодицы и красные девицы, как завидят его из теремов своих, так прямо из окон на улицу и выбрасываются. Всем-то хочется хоть разок один заглянуть царевичу в лицо, поймать его светлый взор.
Только ни на кого не обращал он внимания, и ни к кому из людей не лежало его сердце. Все ему были противны. Видя кругом одно поклонение своей красоте, он стал презирать людей; и, вечно окруженный их толпой, чувствовал себя одиноким и несчастным.
Сильно запечалился старый царь, видя, сколько бедствий доставила людям красота его сына, и сколько огорчения принесла она самому царевичу;
