Страница:Гадмер. Уральские легенды. 1915.pdf/23

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


тельно-задумчивая въ тихія лунныя ночи,—словно вылитая изъ темно-синяго хрусталя. Днемъ жаркое солнце играло въ ней, сѣя алмазы на ея зыбкой поверхности, зажигая огненныя искры на изгибахъ переливающихся струй, а въ ясныя ночи плавалъ и дрожалъ въ ней свѣтлорогій мѣсяцъ. Изогнувшись какъ змѣя, играя убѣгала она въ горы, волнистыми грядами, причудливыми уступами столпившіяся надъ ней. Ихъ склоны, крутизны и ущелья были одѣты вѣковѣчнымъ дремучимъ лѣсомъ. Старыя, мохнатыя сосны и ели, склонясь надъ водой, въ тихую погоду разсматривали въ ней свое отраженіе, а въ бурю шумѣли и качали надъ ней своими косматыми головами. И ихъ глухой, невнятный ропотъ сливался съ дикимъ воемъ разгулявшейся бури, съ жалобнымъ плачемъ испуганно бившихся у береговъ волнъ. И буря, и лѣсъ, и волны вели сердитую рѣчь между собой, и любо царевичу было слушать и понимать ихъ споръ…

Незамѣтно летѣли недѣли и мѣсяцы, а еще незамѣтнѣй пролеталъ дѣятельный, заботливый день.

Часто далеко за полночь струилась и качалась въ рѣкѣ полоска свѣта, падавшаго изъ окна башни. Совы и филины, жившіе на противоположномъ берегу рѣки, замѣчали, что свѣтъ по временамъ то исчезалъ, то снова загорался. Это значило, что обитатель башни, утомясь долгимъ, неподвижнымъ сидѣньемъ въ своемъ рабочемъ креслѣ, начиналъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ; и его высокая, статная фигура, становясь противъ окна, загораживала собой свѣчу. Длинная, чудовищная тѣнь неотвязно кралась за нимъ вдоль стѣны и, какъ-бы передразнивая, повторяла всѣ его движенія: то останавливалась какъ онъ, приложивъ руку ко лбу; то принималась торопливо шагать, заложивъ руки за спину, то внезапно успокаивалась, укладываясь на полу около кресла, когда царевичъ садился и начиналъ записывать свои мысли. Только въ одномъ не могла она подражать ему: она двигалась тихо, беззвучно, тогда какъ его шаги гулко и таинственно отдавались въ пустой башнѣ. Гулко и таинственно звучало и карканье ручнаго ворона, когда онъ, слетѣвъ на плечо царевича, заглядывалъ ему въ глаза своими умными, выразительными глазами.

Тот же текст в современной орфографии

тельно-задумчивая в тихие лунные ночи, — словно вылитая из темно-синего хрусталя. Днем жаркое солнце играло в ней, сея алмазы на её зыбкой поверхности, зажигая огненные искры на изгибах переливающихся струй, а в ясные ночи плавал и дрожал в ней светлорогий месяц. Изогнувшись как змея, играя убегала она в горы, волнистыми грядами, причудливыми уступами столпившиеся над ней. Их склоны, крутизны и ущелья были одеты вековечным дремучим лесом. Старые, мохнатые сосны и ели, склонясь над водой, в тихую погоду рассматривали в ней свое отражение, а в бурю шумели и качали над ней своими косматыми головами. И их глухой, невнятный ропот сливался с диким воем разгулявшейся бури, с жалобным плачем испуганно бившихся у берегов волн. И буря, и лес, и волны вели сердитую речь между собой, и любо царевичу было слушать и понимать их спор…

Незаметно летели недели и месяцы, а еще незаметней пролетал деятельный, заботливый день.

Часто далеко за полночь струилась и качалась в реке полоска света, падавшего из окна башни. Совы и филины, жившие на противоположном берегу реки, замечали, что свет по временам то исчезал, то снова загорался. Это значило, что обитатель башни, утомясь долгим, неподвижным сиденьем в своем рабочем кресле, начинал ходить взад и вперед по комнате; и его высокая, статная фигура, становясь против окна, загораживала собой свечу. Длинная, чудовищная тень неотвязно кралась за ним вдоль стены и, как бы передразнивая, повторяла все его движения: то останавливалась как он, приложив руку ко лбу; то принималась торопливо шагать, заложив руки за спину, то внезапно успокаивалась, укладываясь на полу около кресла, когда царевич садился и начинал записывать свои мысли. Только в одном не могла она подражать ему: она двигалась тихо, беззвучно, тогда как его шаги гулко и таинственно отдавались в пустой башне. Гулко и таинственно звучало и карканье ручного ворона, когда он, слетев на плечо царевича, заглядывал ему в глаза своими умными, выразительными глазами.