хочешь, чтобы она увеличилась, ты долженъ больше работать головой, пока она не разовьется настолько, чтобы размѣрами своими соотвѣтствовать размѣрамъ твоего тѣла. А тебѣ есть о чемъ пораздумать: на твоей отвѣтственности цѣлая страна. Вглядись хорошенько, каково живется твоимъ подданнымъ! Одумайся, пока не поздно!.. Міръ великъ, тайны его неисчислимы, а ты такъ мало знаешь о немъ! Учись и не мѣшай другимъ учиться, живи и давай жить другимъ!
Не понравилась хану такая рѣчь,—не любилъ онъ, когда ему говорили правду,—и, не дослушавъ, онъ ушелъ, сердито хлопнувъ дверью. А такъ какъ сила у него была непомѣрная, то отъ сотрясенія ветхая лачужка развалилась и своими обломками засыпала старика.
Ханъ даже не оглянулся.
Хотя онъ и золъ былъ на старика, но на этотъ разъ повѣрилъ ему безусловно.
„Учиться! у кого же это я сталъ бы учиться?“ разсуждалъ онъ, самъ съ собой. „У своихъ подданныхъ? Какъ бы не такъ! Чтобы они узнали о моемъ невѣжествѣ и стали смѣяться надо мной!.. Нѣтъ! учиться я не намѣренъ; думать же согласенъ сколько угодно, только ужъ никакъ не о благѣ своихъ подданныхъ. Вѣдь все равно, каковы бы ни были мои думы, отъ нихъ голова моя должна будетъ расшириться“.
Такъ вскорѣ и случилось. Отъ постояннаго напряженія, мозгъ хана дѣйствительно сталъ развиваться, и мало-по-малу голова его настолько увеличилась, что стала соразмѣрна туловищу.
„Ай да старикъ!“ не разъ думалось хану. „Какъ вѣрно понималъ онъ вещи! Жаль, что ужъ нѣтъ его въ живыхъ! Можно было кой-чему поучиться у него… „Міръ великъ, тайны его неисчислимы…“ Вотъ бы овладѣть этими тайнами! Тогда ужъ навѣрное можно было бы прославиться на весь міръ“.
Эта мысль съ такой силой овладѣла великаномъ, что онъ ужъ не могъ болѣе думать ни о чемъ другомъ.
Погруженный въ свои думы, онъ не замѣчалъ, что, ходя по городу, давилъ людей подъ своими ногами и опрокидывалъ дома.
хочешь, чтобы она увеличилась, ты должен больше работать головой, пока она не разовьется настолько, чтобы размерами своими соответствовать размерам твоего тела. А тебе есть о чём пораздумать: на твоей ответственности целая страна. Вглядись хорошенько, каково живется твоим подданным! Одумайся, пока не поздно!.. Мир велик, тайны его неисчислимы, а ты так мало знаешь о нём! Учись и не мешай другим учиться, живи и давай жить другим!
Не понравилась хану такая речь, — не любил он, когда ему говорили правду, — и, не дослушав, он ушел, сердито хлопнув дверью. А так как сила у него была непомерная, то от сотрясения ветхая лачужка развалилась и своими обломками засыпала старика.
Хан даже не оглянулся.
Хотя он и зол был на старика, но на этот раз поверил ему безусловно.
«Учиться! у кого же это я стал бы учиться?» рассуждал он, сам с собой. «У своих подданных? Как бы не так! Чтобы они узнали о моем невежестве и стали смеяться надо мной!.. Нет! учиться я не намерен; думать же согласен сколько угодно, только уж никак не о благе своих подданных. Ведь всё равно, каковы бы ни были мои думы, от них голова моя должна будет расшириться».
Так вскоре и случилось. От постоянного напряжения, мозг хана действительно стал развиваться, и мало-помалу голова его настолько увеличилась, что стала соразмерна туловищу.
«Ай да старик!» не раз думалось хану. «Как верно понимал он вещи! Жаль, что уж нет его в живых! Можно было кой-чему поучиться у него… «Мир велик, тайны его неисчислимы…» Вот бы овладеть этими тайнами! Тогда уж наверное можно было бы прославиться на весь мир».
Эта мысль с такой силой овладела великаном, что он уж не мог более думать ни о чём другом.
Погруженный в свои думы, он не замечал, что, ходя по городу, давил людей под своими ногами и опрокидывал дома.
