въ землю по самые глаза, и считать стало нельзя, онъ замѣтилъ, что съ нимъ произошло что-то странное.
А онъ ужъ сосчиталъ добрую половину звѣздъ; къ утру навѣрное, досчиталъ бы и остальныя, и тогда слава его была бы упрочена навѣки.
Онъ не зналъ, что все равно не кому было бы прославлять его: во всей странѣ его не оставалось болѣе ни одной живой души. Даже его придворные, пользуясь его отсутствіемъ, убѣжали въ эту ночь, захвативъ съ собой его казну.
Ханъ хотѣлъ крикнуть и не могъ: въ ротъ засыпалась земля; хотѣлъ рвануться—и не въ состояніи былъ шевельнуться. Онъ весь похолодѣлъ отъ ужаса.
„Это смерть сковала мои члены“, подумалъ онъ.
— Нѣтъ, это еще не смерть,—услышалъ онъ чей-то голосъ, раздавшійся у его ногъ и показавшійся ему знакомымъ;—но въ сущности ты давно уже умеръ, ты былъ мертвецомъ всю жизнь. Кто не живетъ для другихъ, тотъ мертвъ; а ты жилъ только для себя… Ты жилъ въ роскошныхъ дворцахъ, наряжался въ дорогія ткани и украшенія, питался отбо̀рными яствами, а развѣ ты былъ счастливъ? Я же питался скудными приношеніями своихъ друзей и учениковъ, одѣвался въ рубище, спалъ на соломѣ, и все же былъ несравненно счастливѣй тебя: я былъ любимъ и уважаемъ, тебя же всѣ ненавидѣли и презирали. Когда раззоренный тобою народъ бѣжалъ отъ твоего насилія, за мной приходили, чтобы взять меня съ собой. Видя, что хижина моя разрушена до основанія, они догадались, чье это дѣло, и, проклиная тебя, горько оплакивали мой прахъ… А ты? Знавалъ ли ты чью-нибудь любовь и привязанность?
— Ты самъ устроилъ себѣ погибель, и наказаніе, которое ты несешь, есть прямое слѣдствіе твоихъ поступковъ. Ты хотѣлъ быть выше всѣхъ и очутился ниже всѣхъ, ты сталъ исполиномъ, и земля разступилась подъ тобой, не будучи въ состояніи сносить твоей тяжести. Ты не хотѣлъ знать, что творится на ней, такъ посмотри теперь, что происходитъ внутри ея; прежде чѣмъ овладѣть небесными тайнами, познай тайны земныхъ нѣдръ. На что людямъ знать, сколько звѣздъ на небѣ, когда они не
в землю по самые глаза, и считать стало нельзя, он заметил, что с ним произошло что-то странное.
А он уж сосчитал добрую половину звезд; к утру наверное, досчитал бы и остальные, и тогда слава его была бы упрочена навеки.
Он не знал, что всё равно некому было бы прославлять его: во всей стране его не оставалось более ни одной живой души. Даже его придворные, пользуясь его отсутствием, убежали в эту ночь, захватив с собой его казну.
Хан хотел крикнуть и не мог: в рот засыпалась земля; хотел рвануться — и не в состоянии был шевельнуться. Он весь похолодел от ужаса.
«Это смерть сковала мои члены», подумал он.
— Нет, это еще не смерть, — услышал он чей-то голос, раздавшийся у его ног и показавшийся ему знакомым; — но в сущности ты давно уже умер, ты был мертвецом всю жизнь. Кто не живет для других, тот мертв; а ты жил только для себя… Ты жил в роскошных дворцах, наряжался в дорогие ткани и украшения, питался отбо́рными яствами, а разве ты был счастлив? Я же питался скудными приношениями своих друзей и учеников, одевался в рубище, спал на соломе, и всё же был несравненно счастливей тебя: я был любим и уважаем, тебя же все ненавидели и презирали. Когда раззоренный тобою народ бежал от твоего насилия, за мной приходили, чтобы взять меня с собой. Видя, что хижина моя разрушена до основания, они догадались, чье это дело, и, проклиная тебя, горько оплакивали мой прах… А ты? Знавал ли ты чью-нибудь любовь и привязанность?
— Ты сам устроил себе погибель, и наказание, которое ты несешь, есть прямое следствие твоих поступков. Ты хотел быть выше всех и очутился ниже всех, ты стал исполином, и земля расступилась под тобой, не будучи в состоянии сносить твоей тяжести. Ты не хотел знать, что творится на ней, так посмотри теперь, что происходит внутри её; прежде чем овладеть небесными тайнами, познай тайны земных недр. На что людям знать, сколько звезд на небе, когда они не
