опредѣленность имѣетъ видъ не нѣкотораго содержанія, а есть просто форма, что идея тѣмъ самымъ есть просто общая идея; то что надлежитъ, слѣдовательно, еще разсмотрѣть, есть тѣмъ самымъ не нѣкоторое содержаніе, какъ таковое, но общность ея формы, — т.-е. методъ.
Методъ можетъ ближайшимъ образомъ явиться простымъ видомъ и способомъ познанія, и онъ имѣетъ дѣйствительно ихъ природу. Но видъ и способъ, какъ методъ, положены нетолько, какъ въ себѣ и для себя опредѣленная модальность бытія, а и какъ модальность познанія, какъ опредѣленнаго черезъ понятіе, и какъ форма, поскольку она есть душа всякой объективности, и всякое какое бы то ни было опредѣленное содержаніе имѣетъ свою истину единственно въ формѣ. Если содержаніе опять-таки принять для метода, какъ данное и своеобразной природы, то методъ, какъ и вообще логическое, есть вообще въ такомъ опредѣленіи нѣкоторая просто внѣшняя форма. Но здѣсь можно сослаться нетолько на основное понятіе логическаго, а все его развитіе, въ которомъ прошли всѣ образованія даннаго содержанія и объекты, показало переходъ и не-истину этого опредѣленія; и вмѣсто того, чтобы данный объектъ могъ быть основою, къ коей абсолютная форма относилась бы, лишь какъ внѣшнее и случайное опредѣленіе, она напротивъ оказалась абсолютною основою и окончательною истиною. Методъ возникъ оттуда, какъ знающее само себя, имѣющее своимъ предметомъ себя, какъ абсолютное столь же субъективное, сколь и объективное понятіе, а съ тѣмъ вмѣстѣ какъ чистое соотвѣтствіе понятія и его реальности, какъ нѣкоторое осуществленіе, которое есть само понятіе.
Чтб здѣсь должно быть разсматриваемо, какъ методъ, есть тѣмъ самымъ лишь движеніе самого понятія, природа коего уже познана, но во-первыхъ, отнынѣ съ тѣмъ значеніемъ, что понятіе есть все, и что его движеніе ееть общая абсолютная дѣятельность, самоопредѣляющее и самореализующее движеніе. Поэтому методъ долженъ быть признанъ безъ всякаго ограниченія всеобщимъ, внутреннимъ и внѣшнимъ способомъ и совершенно безконечною силою, которой никакой объектъ, поскольку онъ представляется внѣшнимъ, чуждымъ разуму и независимымъ отѣ послѣдняго, не могъ бы оказывать противодѣйствія, быть иной относительно метода природы и не быть проникнутымъ послѣднимъ. Методъ есть поэтому душа и субстанція, и нѣчто понято и познано въ своей истинѣ лишь постольку, поскольку оно совершенно подчинено методу; послѣдній есть собственный методъ всякой вещи, такъ какъ его дѣятельность есть понятіе. Въ этомъ состоитъ и болѣе истинный смыслъ общности метода; по рефлективной общности онъ признается лишь методомъ для всего; по общности же идеи онъ есть въ той же мѣрѣ видъ и способъ познанія, субъективно знающаго себя понятія, въ какой объективный видъ и способъ или правильнѣе субстанціальность вещей, т.-е. понятій, поскольку онѣ ближайшимъ образомъ являются другими для представленія и рефлексіи. Поэтому онъ есть нетолько высшая сила или скорѣе единственная и абсолютная сила разума, но и его высшее и единственное побужденіе — найти и познать себя самого во всемъ черезъ себя самого. Тѣмъ самымъ во-
определенность имеет вид не некоторого содержания, а есть просто форма, что идея тем самым есть просто общая идея; то что надлежит, следовательно, еще рассмотреть, есть тем самым не некоторое содержание, как таковое, но общность её формы, — т. е. метод.
Метод может ближайшим образом явиться простым видом и способом познания, и он имеет действительно их природу. Но вид и способ, как метод, положены нетолько, как в себе и для себя определенная модальность бытия, а и как модальность познания, как определенного через понятие, и как форма, поскольку она есть душа всякой объективности, и всякое какое бы то ни было определенное содержание имеет свою истину единственно в форме. Если содержание опять-таки принять для метода, как данное и своеобразной природы, то метод, как и вообще логическое, есть вообще в таком определении некоторая просто внешняя форма. Но здесь можно сослаться нетолько на основное понятие логического, а всё его развитие, в котором прошли все образования данного содержания и объекты, показало переход и не-истину этого определения; и вместо того, чтобы данный объект мог быть основою, к коей абсолютная форма относилась бы, лишь как внешнее и случайное определение, она напротив оказалась абсолютною основою и окончательною истиною. Метод возник оттуда, как знающее само себя, имеющее своим предметом себя, как абсолютное столь же субъективное, сколь и объективное понятие, а с тем вместе как чистое соответствие понятия и его реальности, как некоторое осуществление, которое есть само понятие.
Чтб здесь должно быть рассматриваемо, как метод, есть тем самым лишь движение самого понятия, природа коего уже познана, но во-первых, отныне с тем значением, что понятие есть всё, и что его движение ееть общая абсолютная деятельность, самоопределяющее и самореализующее движение. Поэтому метод должен быть признан без всякого ограничения всеобщим, внутренним и внешним способом и совершенно бесконечною силою, которой никакой объект, поскольку он представляется внешним, чуждым разуму и независимым оте последнего, не мог бы оказывать противодействия, быть иной относительно метода природы и не быть проникнутым последним. Метод есть поэтому душа и субстанция, и нечто понято и познано в своей истине лишь постольку, поскольку оно совершенно подчинено методу; последний есть собственный метод всякой вещи, так как его деятельность есть понятие. В этом состоит и более истинный смысл общности метода; по рефлективной общности он признается лишь методом для всего; по общности же идеи он есть в той же мере вид и способ познания, субъективно знающего себя понятия, в какой объективный вид и способ или правильнее субстанциальность вещей, т. е. понятий, поскольку они ближайшим образом являются другими для представления и рефлексии. Поэтому он есть нетолько высшая сила или скорее единственная и абсолютная сила разума, но и его высшее и единственное побуждение — найти и познать себя самого во всём через себя самого. Тем самым во-
