бы развлекать, но не поучать. Совершенно противоположное думали древніе, когда высказывали, что поэзія — какъ бы первая философія, которая вводитъ насъ въ жизнь съ дѣтства и, доставляя удовольствіе, научаетъ понимать характеры, страсти и дѣйствія человѣка. Современные намъ писатели утверждали, что единственный мудрецъ — это поэтъ, вслѣдствіе чего жители эллинскихъ городовъ воспитываютъ своихъ дѣтей прежде всего на поэзіи, не ради конечно пустаго развлеченія, но для развитія въ нихъ благоразумія; точно также музыканты, обучающіе пѣть подъ звуки инструментовъ или играть на флейтѣ и лирѣ, цѣнятся за эти услуги, считаясь образователями и исправителями характеровъ. Рѣчь въ пользу этого можно слышать не только отъ пиѳагорейцевъ, — самъ Аристоксенъ высказывается въ такомъ же смыслѣ. Кромѣ того, Гомеръ называетъ пѣвцовъ блюстителями нравственности. Такъ о стражѣ Клитемнестры говорить:
«Которому много наказывалъ Атридъ, отправляясь къ Троѣ, хранить супругу»[1]. Также онъ говорить, что Эгисѳъ овладѣлъ ею не прежде чѣмъ «отвезши пѣвца на пустынный островъ, тамъ покинулъ; тогда имѣя такое же желаніе, какъ Клитемнестра, онъ увелъ ее въ свой домъ»[2].
И помимо этого Эратосѳенъ противорѣчитъ самъ себѣ. Немного прежде чѣмъ высказать свое мнѣніе, он], начиная «Трактатъ гeoгpaфiи», yтвepждаетъ, что съ самыхъ отдаленныхъ временъ всѣ люди имѣли желаніе сообщить публикѣ свои свѣдѣнія по этой наукѣ (Географіи). Такъ Гомеръ, по его словамъ, внесъ въ свою поэму то, что онъ зналъ объ Эѳіопахь, а также о жителяхъ Египта и Либіи; относительно Эллады и сосѣднихъ странъ онъ приводилъ даже слишкомъ многія подробности, называя Ѳисбу обильною голубями[3], «Галіатръ — богатымъ травою»[4], Анѳедонъ, лежащимъ на краю[5], Лилею у источниковъ Кефиса[6], не опуская вообще никакого хотя бы не-важнаго эпитета. Поступая такимъ образомъ, поэтъ представляется развлекающимъ или поучающимъ? По нашему убѣжденію поучающимъ; такъ говорилъ объ этомъ и Эратосѳенъ. Но возражаютъ на это: то, что лежитъ за предѣлами нашихъ чувствъ, какъ Гомеръ, такъ и прочіе писатели наполнили баснословными разсказами о чудесахъ. Поэтому не нужно ли было скорѣе такъ сказать: что всякій поэтъ излагаетъ одно ради забавы, другое для поученія? Между тѣмъ Эратосѳенъ внесъ въ свое сочиненіе, что все ради забавы и ничего для наставленія. Къ этому онъ присоединяетъ вопросъ для подтвержденія своей мысли: что прибавляется къ достоинству поэта тѣмъ, что онъ знаетъ многія мѣстности, военное искусство, земледѣліе, реторику и другіе предметы, знаніе которыхъ желали нѣкоторые приписать Гомеру? Стараніе надѣлитъ поэта всѣми знаніями обыкновенно исходитъ отъ ошибочнаго усердія; надѣлять
бы развлекать, но не поучать. Совершенно противоположное думали древние, когда высказывали, что поэзия — как бы первая философия, которая вводит нас в жизнь с детства и, доставляя удовольствие, научает понимать характеры, страсти и действия человека. Современные нам писатели утверждали, что единственный мудрец — это поэт, вследствие чего жители эллинских городов воспитывают своих детей прежде всего на поэзии, не ради конечно пустого развлечения, но для развития в них благоразумия; точно также музыканты, обучающие петь под звуки инструментов или играть на флейте и лире, ценятся за эти услуги, считаясь образователями и исправителями характеров. Речь в пользу этого можно слышать не только от пифагорейцев, — сам Аристоксен высказывается в таком же смысле. Кроме того, Гомер называет певцов блюстителями нравственности. Так о страже Клитемнестры говорить:
«Которому много наказывал Атрид, отправляясь к Трое, хранить супругу»[1]. Также онъ говорить, что Эгисф овладел ею не прежде чем «отвезши певца на пустынный остров, там покинул; тогда имея такое же желание, как Клитемнестра, онъ увёл её в свой дом»[2].
И помимо этого Эратосфен противоречит сам себе. Немного прежде чем высказать свое мнение, он], начиная «Трактат гeoгpaфии», yтвepждает, что с самых отдалённых времен всё люди имели желание сообщить публике свои сведения по этой науке (Географии). Так Гомер, по его словам, внёс в свою поэму то, что он знал об Эфиопахь, а также о жителях Египта и Либии; относительно Эллады и соседних стран он приводил даже слишком многие подробности, называя Фисбу обильною голубями[3], «Галиатр — богатым травою»[4], Анфедон, лежащим на краю[5], Лилею у источников Кефиса[6], не опуская вообще никакого хотя бы не-важного эпитета. Поступая таким образом, поэт представляется развлекающим или поучающим? По нашему убеждению поучающим; так говорил об этом и Эратосфен. Но возражают на это: то, что лежит за пределами наших чувств, как Гомер, так и прочие писатели наполнили баснословными рассказами о чудесах. Поэтому не нужно ли было скорее так сказать: что всякий поэт излагает одно ради забавы, другое для поучения? Между тем Эратосфен внёс в свое сочинение, что всё ради забавы и ничего для наставления. К этому он присоединяет вопрос для подтверждения своей мысли: что прибавляется к достоинству поэта тем, что он знает многие местности, военное искусство, земледелие, риторику и другие предметы, знание которых желали некоторые приписать Гомеру? Старание наделит поэта всеми знаниями обыкновенно исходит от ошибочного усердия; наделять
