полное отчаянія прощаніе, простонала послѣднее слово умирающихъ, послѣднее слово молодыхъ солдатъ, сраженныхъ въ битвѣ: „Мама“! Внезапно ею овладѣла мысль о матери: она увидала ее рыдающею, увидала отца на колѣняхъ передъ своимъ изуродованнымъ трупомъ и въ одно мгновенье пережила всю безпредѣльность ихъ отчаянія.
Она безсильно упала на мягкій снѣгъ, не пыталась бѣжать, когда Жюльенъ и дядя Симонъ, въ сопровожденіи Маріуса, державшаго фонарь, схватили ее за руки, чтобъ оттащить отъ самаго края обрыва, на который она упала.
Они дѣлали надъ ней что хотѣли, потому что она не могла уже шевелиться. Она чувствовала, что ее куда-то несутъ, кладутъ въ постель, растираютъ нагрѣтыми простынями, и затѣмъ сознаніе угасло, и что̀ было дальше, она не помнила.
Вспоминался ей какой-то кошмаръ,—да былъ-ли это кошмаръ? Она лежала въ своей комнатѣ. Былъ день, но она не могла встать. Почему?
Этого она не знала.
И вотъ она слышитъ на иолу легкій шумъ, какой-то шелестъ и царапанье и вдругъ мышь—маленькая сѣрая мышь—быстро пробѣгаетъ по ея одѣялу. За ней бѣжитъ другая, потомъ третья; она быстрыми и мелкими шажками приближается къ ея груди. Жанна не боится: она хочетъ схватить животное и протягиваетъ руку, но не можетъ. Потомъ другія мыши: десять, двадцать, сотни, тысячи мышей показываются со всѣхъ сторонъ. Онѣ лѣзутъ на колонны, бѣгаютъ по обоямъ, покрываютъ всю постель. Вотъ онѣ пробираются подъ простыню.
Жанна чувствуетъ, какъ онѣ бѣгаютъ по ея кожѣ, щекочать ей ноги, опускаются и поднимаются на нее и бѣгаютъ вдоль ея тѣла.
Она видитъ, какъ онѣ взбираются по ножкамъ кровати,
