— Слушайте, я его мать, и я пріѣхала за нимъ. Вотъ вамъ десять франковъ. Если вы узнаете что-нибудь о немъ, дайте мнѣ знать въ гостиницу Нормандія, на Гаврской улицѣ. Плату получите хорошую.
Онъ отвѣчалъ:
— Будьте благонадежны, сударыня.
И она удалилась.
Она шла совсѣмъ не разбирая дороги, шла поспѣшно, какъ будто по какому-нибудь важному дѣлу; сторонясь отъ толкавшихъ ее прохожихъ, она пробиралась вдоль стѣнъ; проходя черезъ улицу, она не обращала вниманія на экипажи, вызывая этимъ ругательства кучеровъ; спотыкалась о ступеньки тротуаровъ, бѣжала ни на что не обращая вниманія, совсѣмъ растерянная.
Вдругъ она очутилась въ какомъ-то саду и почувствовала такую усталость, что опустилась на скамью. Повидимому, она просидѣла тутъ долго, не замѣчая струившихся слезъ, которыя между тѣмъ привлекали вниманіе прохожихъ. Наконецъ она почувствовала сильный холодъ и встала, чтобъ итти, но ноги почти совсѣмъ отказывались ей служить,—до такой степени она утомилась и ослабла.
Ей хотѣлось спросить въ ресторанѣ бульону, но она боялась войти въ эти заведенія изъ застѣнчивости, изъ страха, отчасти оберегая свое горе отъ постороннихъ взглядовъ. Она останавливалась на минуту у двери, заглядывала во внутрь, видѣла сидящихъ за столами и обѣдающихъ посѣтителей и удалялась сконфуженная, думая про себя: „Нѣтъ, лучше зайду въ слѣдующій“. Но и со слѣдующимъ была та же самая исторія.
Наконецъ она купила у булочника небольшой круглый хлѣбецъ и на ходу стала ѣсть его. Ее томила также жажда, но она не знала гдѣ напиться и обошлась безъ этого.
