отецъ смотрѣлъ на него, все болѣе поражаясь всѣми тѣми низкими чертами, которыя онъ находилъ въ этомъ лицѣ, столь похожемъ на него самого. Небольшіе кусочки, которые аббатъ клалъ себѣ въ ротъ, такъ и оставались тамъ, — горло все сильнѣе сжималось и не пропускало ихъ. Онъ долго жевалъ, отыскивая между вопросами, тѣснившимися въ его головѣ, — тотъ, на который онъ желалъ бы получить поскорѣе отвѣтъ. Наконецъ онъ спросилъ:
— Отчего она умерла?
— Отъ грудной болѣзни.
— И долго была больна?
— Года полтора, или около того.
— Отчего она заболѣла?
— Неизвѣстно.
Они умолкли. Аббатъ думалъ. Въ головѣ его толпилось такъ много вопросовъ, на которые онъ желалъ получить немедленный отвѣтъ, потому что со дня разрыва, — съ того самаго дня, когда онъ чуть не убилъ ее, — онъ ничего не зналъ о ней. Конечно, тогда онъ и не хотѣлъ знать, потому что твердо рѣшилъ бросить и ее, и дни своего счастія въ пучину забвенія, но вотъ теперь, когда она умерла, въ немъ родилось страстное, ревнивое желаніе, почти желаніе любовника, узнать о ней все рѣшительно.
— Она была не одна, конечно? — спросилъ онъ опять.
— Нѣтъ, она постоянно жила съ нимъ.
Дрожь пробѣжала по тѣлу старика.
— Съ нимъ? Съ Провалономъ?
— Ну да.
И обманутый нѣкогда человѣкъ расчелъ, что женщина, обманувшая его, жила болѣе тридцати лѣтъ съ его соперникомъ.
— И они были счастливы? — почти безотчетно спросилъ онъ.
