„Жалкіе люди! Не отвращеніе, а безпредѣльную жалость чувствую я къ нимъ. Изъ всѣхъ тайнъ человѣческой жизни я постигъ только одну: пытка нашего существованія въ тонъ, что мы вѣчно одиноки, и все, что ны дѣлаемъ, иы дѣлаемъ, чтобы бѣжать отъ этого одиночества. Вонъ и эти влюбленныя парочки на скамейкахъ подъ открытымъ небомъ ищутъ возможности, какъ и мы, какъ и всѣ живыя существа, хотя бы на мгновеніе избѣжать своего одиночества, но они остаются и вѣчно останутся одинокими; и мы
тоже.
Одни люди чувствуютъ это сильнѣе, другіе слабѣе, вотъ и все.
Съ нѣкотораго времени я испытываю невыносимую пытку: я понялъ, я постигъ мое страшное одиночество, и знаю, что ничто, понимаешь ли — ничто въ мірѣ не въ силахъ прекратить его. Всѣ наши попытки, старанія, порывы сердца, всѣ призывы нашихъ устъ, всѣ наши объятія тщетны и тщетны,—мы всегда одиноки.
Я увлекъ тебя сюда, на эту прогулку, чтобы не идти домой, — меня теперь невыносимо мучаетъ одиночество моей квартиры. Но и это ни къ чему. Я говорю, ты меня слушаешь, мы идемъ вдвоемъ, рядомъ, вмѣстѣ, но каждый изъ насъ одинъ. Понимаешь ли ты меня?
„Блаженны нищіе духомъ“, говоритъ писаніе. Эти не утратили призрака счастья. Они не вѣдаютъ нашего горя одиночества, они не бредутъ по жизненному пути, какъ я, соприкасаясь съ людьми только локтями, безъ иной радости, кромѣ эгоистическаго удовлетворенія тѣмъ, что понимаешь, видишь, угадываешь и безъ конца страдаешь отъ сознанія своего вѣчнаго одиночества.
Ты думаешь, что я сошелъ съ ума. Правда?
Но выслушай меня. Съ тѣхъ поръ, какъ я почувство-
