тутъ, благословлялъ, люди въ церковныхъ одѣяніяхъ пѣли молитвы,—не ея ли тутъ свадьба?
Нервное ли сотрясеніе ея пальцевъ, трепетъ ли ея сердца, пробѣжавъ по ея жиламъ, передались сердцу ея сосѣда? Понималъ ли, угадывалъ ли, раздѣлялъ ли онъ то опьяненіе любви, которое испытывала она? Или можетъ быть онъ просто по опыту зналъ, что ни одна женщина не можетъ передъ нимъ устоять? Какъ бы то ни было, но она внезапно замѣтила, что онъ жметъ ея руку, сперва слабо, потомъ сильнѣе, сильнѣе, до боли. И не дрогнувъ ни однимъ мускуломъ лица, незамѣтно для всѣхъ, онъ сказалъ, да, конечно, совсѣмъ внятно сказалъ:—О Жанна, еслибы вы пожелали, то сегодняшній день былъ бы нашимъ обрученіемъ.
Она медленно опустила голову, какъ бы въ знакъ согласія. И священникъ, все еще кропившій, брызнулъ нѣсколько капель на ихъ пальцы.
Все кончилось. Женщины встали. Всѣ начали расходиться въ страшномъ безпорядкѣ. Крестъ въ рукахъ пѣвчаго мальчика уже не торжественно плылъ, а быстро мелькалъ, колыхаясь и направо и налѣво, и склонялся впередъ такъ, что касался почти земли. Кюре припрыгивалъ за нимъ, пѣвчіе и музыкантъ свернули въ переулокъ, чтобы добраться скорѣй до дома и разоблачиться, а матросы группами тоже спѣшили. Одна и та же мысль, мысль о вкусныхъ явствахъ, запахъ которыхъ какъ бы преслѣдовалъ ихъ, удлинняла ихъ шаги, увлажала слюной ихъ губы и раздражала ихъ желудокъ и кишки.
Прекрасный завтракъ ожидалъ ихъ въ Тополяхъ.
На дворѣ подъ яблонями разставленъ былъ громадный столъ. Шестьдесятъ человѣкъ матросовъ и крестьянъ усѣлись за него. Баронесса сидѣла посрединѣ, съ двумя священниками по бокамъ: изъ Ипорта и изъ Тополей. Напро-
