солнце алмазное, вмѣсто люстры, на цѣпи серебряной, виситъ по срединѣ, яхонты какъ звѣзды по своду разсыпаны, луна на закатѣ, господа всякихъ чиновъ и званій подъ сводомъ тѣмъ прохаживаются, на качеляхъ святошныхъ качаются; пьютъ, да гуляютъ, да пѣсенки попѣваютъ, вѣчная имъ масляница! Облачка подъ тѣмъ сводомъ искони вѣка не видывали, ненастья не вѣдаютъ, бури назвать не умѣютъ! Встрѣтили Царевича дѣвушки пригожія, изъ колесницы жемчужной высадили, цвѣточками закидали, повели въ обитель мира, дали выпить зелья забвенія суеты: — съ Царевича прошлое какъ рукой сняло; будто снова на свѣтъ народился; сталъ веселиться забавляться, яствами разными наслаждаться; вдругъ видитъ, и глазамъ богатырскимъ не вѣритъ, видитъ познаетъ въ толпѣ батрака своего, Тришку Боровика; онъ подъ ручку съ блинницей прохаживается, въ рукахъ кружка ведерная
солнце алмазное, вместо люстры, на цепи серебряной, висит посредине, яхонты как звезды по своду рассыпаны, луна на закате, господа всяких чинов и званий под сводом тем прохаживаются, на качелях святошных качаются; пьют, да гуляют, да песенки попевают, вечная им масляница! Облачка под тем сводом искони века не видывали, ненастья не ведают, бури назвать не умеют! Встретили Царевича девушки пригожие, из колесницы жемчужной высадили, цветочками закидали, повели в обитель мира, дали выпить зелья забвения суеты: — с Царевича прошлое как рукой сняло; будто снова на свет народился; стал веселиться забавляться, яствами разными наслаждаться; вдруг видит, и глазам богатырским не верит, видит познает в толпе батрака своего, Тришку Боровика; он под ручку с блинницей прохаживается, в руках кружка ведерная
