тыхъ годахъ, тридцати-тремъ некрещенымъ Туркамъ головы рубилъ! Рябая собака, сука, выла, выла подъ окномъ, да вдругъ и вбѣжала въ избу. Я топоръ въ ноги ей, она на него заглядѣлась, а я какъ свисну, съ прилавки, по ней шашкою, такъ переднюю лапу ей и отрубилъ, какъ кочерыжку! На другой день, на краю села, вытащили старуху изъ за печи: одна рука отрублена!
Всѣ крестились отъ ужаса, и никому не пришло на умъ сказать свату Демьяну то, что я ему молвилъ на ухо: плутъ ты плутъ, сватъ, гдѣ врали и ты тутъ! Ври, не завирайся, а назадъ оглядывайся — ври сегодня, покидай и на завтра! Когда дѣдъ кума Ивлича согрѣшилъ неумѣстнымъ трудолюбіемъ своимъ, а покойный знахарь Ѳедосей чуму уморилъ, тогда отецъ твой еще кромѣ соска ѣды не зналъ; а ужъ ты круто и лихо съ вѣдьмами рубился! Молодецъ! Но мы съ нимъ смигнулись, и я его не выдамъ! Рука руку моетъ.
тых годах, тридцати-трем некрещеным Туркам головы рубил! Рябая собака, сука, выла, выла под окном, да вдруг и вбежала в избу. Я топор в ноги ей, она на него загляделась, а я как свисну, с прилавки, по ней шашкою, так переднюю лапу ей и отрубил, как кочерыжку! На другой день, на краю села, вытащили старуху из-за печи: одна рука отрублена!
Все крестились от ужаса, и никому не пришло на ум сказать свату Демьяну то, что я ему молвил на ухо: плут ты плут, сват, где врали и ты тут! Ври, не завирайся, а назад оглядывайся — ври сегодня, покидай и на завтра! Когда дед кума Ивлича согрешил неуместным трудолюбием своим, а покойный знахарь Федосей чуму уморил, тогда отец твой еще кроме соска еды не знал; а уж ты круто и лихо с ведьмами рубился! Молодец! Но мы с ним смигнулись, и я его не выдам! Рука руку моет.
