по поклону отцу и матери, родителямъ невѣдомымъ, помолились и пошли. Слушай ты богатырскаго посвиста моего, я буду слушать твоего. Будемъ стоять горой братъ за брата. Прощай.
Разошлись добрые молодцы въ разныя сторонушки — какъ же намъ быть? на двое не разорваться, а покинуть одного жаль! Богъ вѣсть, когда съ другимъ опять свидишься!
Могучанъ Богатырская поступь, пяти шаговъ не прошелъ, жеребецъ удалой его нагоняетъ; ржетъ, паръ изъ ноздрей; бьетъ копытами мать сыру землю; сѣдло Кабардинское, подъ попоной малиновой, подпругами золотыми пристегнуто; уздечка сафьяновая, вязаная, бляшками серебряными съ чеканью вороненой разукрашена. Улыбнулся Могучанъ счастью своему сиротскому, ухватился лѣвою за гриву, занесъ ногу въ стремя — видитъ, батракъ, въ бронѣ кожаной, въ шишакѣ, съ предлиннымъ перомъ индюшечьимъ, огромный мечъ
по поклону отцу и матери, родителям неведомым, помолились и пошли. Слушай ты богатырского посвиста моего, я буду слушать твоего. Будем стоять горой брат за брата. Прощай.
Разошлись добрые молодцы в разные сторонушки — как же нам быть? надвое не разорваться, а покинуть одного жаль! Бог весть, когда с другим опять свидишься!
Могучан Богатырская поступь, пяти шагов не прошел, жеребец удалой его нагоняет; ржет, пар из ноздрей; бьет копытами мать сыру землю; седло Кабардинское, под попоной малиновой, подпругами золотыми пристегнуто; уздечка сафьяновая, вязаная, бляшками серебряными с чеканью вороненой разукрашена. Улыбнулся Могучан счастью своему сиротскому, ухватился левою за гриву, занес ногу в стремя — видит, батрак, в броне кожаной, в шишаке, с предлинным пером индюшечьим, огромный меч
