лучше всего извѣстить объ этомъ васъ, чѣмъ кого-либо другого; вы, кажется, съ нимъ въ дружбѣ, а кому же какъ не вамъ подобаетъ дѣлать внушенія въ подобныхъ случаяхъ не только друзьямъ, но даже и незнакомымъ. И поэтому, именемъ Божіимъ прошу васъ сдѣлать ему выговоръ и внушить, чтобы онъ впредь этого не дѣлалъ. Мало ли другихъ женщинъ, которыя съ полною охотою подадутся на ухаживанія; имъ будутъ по душѣ его любезности, мнѣ же, совсѣмъ къ этому не склонной, — только однѣ непріятности! — И проговоривъ все это, она склонила голову, какъ бы готовясь заплакать.
Монахъ хорошо понялъ, о комъ она говорила, и, вполнѣ повѣривъ ей, похвалилъ ее за доброе поведеніе и обѣщалъ повести дѣло такъ, что тотъ человѣкъ уже не будетъ болѣе докучать ей. Зная, что она женщина богатая, онъ заговорилъ о дѣлахъ милосердія и помощи ближнему, упомянулъ и о своихъ нуждахъ. На это дама сказала ему:
— Прошу васъ объ этомъ во имя Божіе! А если онъ вздумаетъ отпираться, вы такъ прямо ему и заявите, что это я вамъ сама передавала и жаловалась на него.
Затѣмъ исповѣдавшись и получивъ отпущеніе грѣховъ, она вспомнила наставленія монаха о милостынѣ и любви къ ближнему и потихоньку всунула ему въ руку деньги, прося его, чтобы онъ отслужилъ обѣдню за ея покойныхъ родственниковъ. Потомъ дама встала и вернулась домой.
А къ монаху черезъ нѣсколько времени, по своему обыкновенію, зашелъ тотъ самый господинъ. Побесѣдовавъ о томъ, о семъ, монахъ отвелъ его въ сторону и сталъ ему кротко и подружески выговаривать за то, что онъ докучаетъ своими ухаживаніями дамѣ, какъ та его увѣрила. Тотъ сперва ужасно удивился, такъ какъ онъ и не думалъ смотрѣть на нее и даже очень рѣдко проходилъ мимо ея дома, и началъ было оправдываться. Но монахъ не далъ ему говорить и продолжалъ:
— Не притворяйся пораженнымъ и не теряй словъ на запирательства: тебѣ нельзя отпереться. Я узналъ объ этомъ не отъ сосѣдей, она сама мнѣ жаловалась на тебя, сама все мнѣ разсказала. Такія выходки тебѣ совсѣмъ не пристали; притомъ же, скажу тебѣ о ней, что если есть на свѣтѣ женщина, которой такія штуки противны, такъ это она. Поэтому, ради твоей чести и ради ея успокоенія, прошу тебя, брось все это и оставь ее въ покоѣ!
Кавалеръ былъ подогадливѣе монаха и безъ труда вникъ въ ухищреніе дамы. Онъ сдѣлалъ видъ, что сконфуженъ, и пообѣщалъ больше этого не дѣлать. Уйдя отъ монаха, онъ прямо направился къ дому той дамы, которая все время караулила, стоя около окошечка, чтобы полюбоваться на него, когда онъ пойдетъ мимо. Видя его, она показалась ему съ такимъ веселымъ и ласковымъ видомъ, что онъ тотчасъ убѣдился въ томъ, что слова монаха поняты имъ совершенно вѣрно. Съ тѣхъ поръ онъ постоянно ходилъ по той улицѣ, къ своему собственному удовольствію и къ великому наслажденію дамы, соблюдая надлежащую осторожность и показывая видъ, что его туда привлекаютъ разныя дѣла. Черезъ нѣкоторое время дама могла удостовѣриться въ томъ, что она ему такъ же понравилась, какъ и онъ ей, и, желая еще сильнѣе завлечь его и увѣрить въ своей склонности къ нему, выбрала удобное время, опять пожаловала къ святому отцу и, сѣвъ у его ногъ, принялась горько плакать. Монахъ, проникнутый жалостью, спросилъ се, что у ней новенькаго? Дама отвѣчала ему:
