— О, да благословитъ тебя Господь! — воскликнулъ монахъ. — Доброе дѣло ты сдѣлалъ. Заслуга твоя тѣмъ больше, что ты могъ сдѣлать противное съ гораздо большею свободою, чѣмъ мы, иноки, или вообще тѣ, кто связанъ обѣтомъ воздержанія.
Послѣ того исповѣдникъ спросилъ его, не впадалъ ли онъ въ грѣхъ чревоугодія. На это Чапелетто съ сокрушенными вздохами отвѣчалъ, что былъ грѣшенъ, и многократно. Правда, онъ, по его словамъ, соблюдалъ всѣ годовые посты, и, сверхъ того, еженедѣльно постился, оставаясь на хлѣбѣ и водѣ не менѣе трехъ дней; но за то воду пилъ съ такою же неумѣренностью, съ какою иные упиваются виномъ, особливо же въ тѣхъ случаяхъ, когда сильно истомлялся отъ молитвъ и странствованій по святымъ мѣстамъ. Сверхъ того, часто являлся у него аппетитъ на салатъ изъ травъ, который крестьянки берутъ съ собою въ дорогу; онъ ѣлъ его съ гораздо большею охотою, чѣмъ подобало человѣку, понимающему постъ, какъ подвигъ благочестія.
— Сынъ мой, — сказалъ на это монахъ, — все это грѣхи, свойственные человѣческой натурѣ, сами по себѣ пустые; не гнети ими своей совѣсти; самому святому человѣку простительно послѣ долгаго воздержанія съ удовольствіемъ поѣсть и послѣ сильнаго утомленія утолить жажду.
— Отче, не говори мнѣ этого въ утѣшеніе. Кто хочетъ угодить Богу, тотъ долженъ все дѣлать чистосердечно, безхитростно, не потакая слабостямъ, самъ ты это знаешь; кто поступаетъ иначе, тотъ грѣшитъ.
Монахъ, чрезвычайно довольный своимъ духовнымъ чадомъ, сказалъ ему:
— Радуюсь, что ты такъ думаешь, и восхищаюсь твоею доброю и чистою совѣстью. Но вотъ что скажи мнѣ: не погрѣшалъ ли ты жадностью, не желалъ ли большаго, чѣмъ тебѣ слѣдовало, не завладѣвалъ ли чужимъ?
— Не думай обо мнѣ дурно, отче, видя меня въ домѣ у этихъ ростовщиковъ, — отвѣтилъ на это Чапелетто; — у меня съ ними нѣтъ ничего общаго. Я затѣмъ только сюда и прибылъ, чтобы ихъ устыдить и отвлечь отъ этого гнуснаго промысла; ежели бы Господь не посѣтилъ меня недугомъ, я, быть можетъ, и успѣлъ бы въ своемъ намѣреніи. У меня осталось отъ отца большое состояніе; послѣ его смерти я роздалъ большую часть этого имущества на богоугодныя дѣла. А потомъ, ради собственнаго пропитанія и для того, чтобы имѣть средства оказывать христіанскую помощь нуждающимся, я занялся мелкою торговлею, и все, что мнѣ доводилось выручить, я дѣлилъ пополамъ: одну частъ отдавалъ неимущимъ, а другой мнѣ хватало на мои нужды. И Господь всегда помогалъ мнѣ, дѣла мои шли все лучше и лучше.
— Доброе дѣло, — сказалъ монахъ. — А не предавался ли ты гнѣву?
— О, — отвѣчалъ Чапелетто, — предавался, и часто. Да и какъ могло быть иначе, какъ воздержаться отъ гнѣва, когда вѣчно видишь, что люди творятъ всяческія беззаконія, преступаютъ заповѣди Божіи, не боятся Его суда? Бывали дни, когда мнѣ казалось, что лучше умереть, чѣмъ жить и видѣть юношей, поддающихся соблазну, клянущихся и нарушающихъ клятвы, шатающихся по кабакамъ вмѣсто того, чтобы ходить въ церковь, служащихъ маммонѣ вмѣсто того, чтобы служить Богу?
— Сынъ мой, — сказалъ на это монахъ, — такой гнѣвъ святъ и праведенъ, въ грѣхъ не вмѣняется, и эпитеміи за него я не изложу. Но не обуревалъ ли тебя такой гнѣвъ, который побудилъ совершить убійство или причинить кому-нибудь обиду или несправедливость?
