Улиссъ, передъ тѣмъ чтобы попасть на островъ феакійцевъ, претерпѣваетъ страшную бурю, разбивающую его корабль какъ разъ въ то самое мгновеніе, когда онъ приближается къ конечной цѣли своего путешествія; египтянинъ попадаетъ въ бурю едва только онъ собрался направить свой корабль къ твердой землѣ, Улиссъ же испытываетъ бурю въ самомъ виду своей родной земли — горячо желанной цѣли всѣхъ его долгихъ странствій.
Если же, продолжая наши сравненія, мы на нѣсколько мгновеній оставимъ въ сторонѣ змѣиный образъ царя того острова, куда пріѣхалъ нашъ египтянинъ, сравненіе этой царственной личности съ царемъ Алкиноемъ, къ которому является Улиссъ, даетъ въ результатѣ нѣсколько чертъ значительнаго сходства. Въ пунтскомъ царѣ египтянинъ встрѣчаетъ хозяина, столько же радушнаго, какъ Улиссъ въ царѣ Алкиноѣ. Царь предлагаетъ египтянину точь-въ-точь тѣ самые вопросы (какъ онъ попалъ на неизвѣстный островъ?), какіе царь Алкиной задаетъ въ своемъ дворцѣ Улиссу. Оба царя съ одинакою заботливостью обѣщаютъ своимъ гостямъ счастливое возвращеніе въ ихъ отечество, и съ одинакою тароватостью осыпаютъ ихъ передъ отъѣздомъ подарками. Наконецъ, опуская подробности менѣе важныя (какъ, напримѣръ, кусокъ дерева, на которомъ спасаются и египтянинъ, и Улиссъ, три дня плаванія до острова и т. д.), есть еще одинъ пунктъ сильнаго сходства между египетской сказкой и эпизодомъ «Одиссеи»: именно, предсказаніе о будущей судьбѣ острова послѣ отъѣзда египтянина — это предсказаніе имѣетъ большое сходство съ подобнымъ же предсказаніемъ Алкиноя Улиссу относительно острова Схеріи. По словамъ пунтскаго царя, островъ долженъ былъ, послѣ отъѣзда египтянина, исчезнуть въ волнахъ; точно также островъ феакійцевъ долженъ былъ быть покрытъ скалою отъ руки морского бога, Посейдона: другими словами, въ обоихъ случаяхъ, оба острова должны были разрушиться, или, по крайней мѣрѣ, сдѣлаться недоступными людямъ.
Наконецъ, островъ Схерія самымъ своимъ положеніемъ «далеко отъ людей промышленныхъ», не напоминаетъ ли острова пунтскаго царя, «жившаго въ далекой странѣ, незнаемой людьми»?
Такое довольно значительное количество сходныхъ чертъ, особливо если мы припомнимъ громадную разницу эпохъ и разницу размѣровъ сравниваемыхъ нами литературныхъ произведеній, не оставляетъ, кажется, сомнѣнія на счетъ одинакаго происхожденія сказки, послужившей образцомъ автору нашего папи-
Улисс, перед тем чтобы попасть на остров феакийцев, претерпевает страшную бурю, разбивающую его корабль как раз в то самое мгновение, когда он приближается к конечной цели своего путешествия; египтянин попадает в бурю едва только он собрался направить свой корабль к твердой земле, Улисс же испытывает бурю в самом виду своей родной земли — горячо желанной цели всех его долгих странствий.
Если же, продолжая наши сравнения, мы на несколько мгновений оставим в стороне змеиный образ царя того острова, куда приехал наш египтянин, сравнение этой царственной личности с царем Алкиноем, к которому является Улисс, дает в результате несколько черт значительного сходства. В пунтском царе египтянин встречает хозяина, столько же радушного, как Улисс в царе Алкиное. Царь предлагает египтянину точь-в-точь те самые вопросы (как он попал на неизвестный остров?), какие царь Алкиной задает в своем дворце Улиссу. Оба царя с одинакою заботливостью обещают своим гостям счастливое возвращение в их отечество, и с одинакою тароватостью осыпают их перед отъездом подарками. Наконец, опуская подробности менее важные (как, например, кусок дерева, на котором спасаются и египтянин, и Улисс, три дня плавания до острова и т. д.), есть еще один пункт сильного сходства между египетской сказкой и эпизодом «Одиссеи»: именно, предсказание о будущей судьбе острова после отъезда египтянина — это предсказание имеет большое сходство с подобным же предсказанием Алкиноя Улиссу относительно острова Схерии. По словам пунтского царя, остров должен был, после отъезда египтянина, исчезнуть в волнах; точно также остров феакийцев должен был быть покрыт скалою от руки морского бога, Посейдона: другими словами, в обоих случаях, оба острова должны были разрушиться, или, по крайней мере, сделаться недоступными людям.
Наконец, остров Схерия самым своим положением «далеко от людей промышленных», не напоминает ли острова пунтского царя, «жившего в далекой стране, незнаемой людьми»?
Такое довольно значительное количество сходных черт, особливо если мы припомним громадную разницу эпох и разницу размеров сравниваемых нами литературных произведений, не оставляет, кажется, сомнения на счет одинакого происхождения сказки, послужившей образцом автору нашего папи-
